...завершу отрывок.
Унесенные варпом
— Вот где красота-то. Где еще такого изячного найтить? — одобрительно промолвил он, — А предложишь затянуть так брата Кьерана, или еще кого, они ни в какую. Говорят, боимся в обморок рухнуть!
— Ух! — выдохнул Шарлах. — Странно, что боятся. Я же – хожу, и в обморок не падаю, — с трудом вымолвил он.
— А другой раз не мешало бы упасть, — наставительно сказал Матфей. — Уж больно-то вы непредсказуемый, сударь Шарлах. Я давно хотел вам сказать: хорошего мало, ежели вот так то, как вы, не показывать тех чувств, которые все хотят видеть, и показывать те, которые видеть не хотят – ни тебе восхищения старшими по званию, ни тебе восторгов мистических, ни чего другого… и не уметь падать в обморок. Дома, понятно, оно ни к чему, а вот ежели на людях, да в нужный момент… Сколько уж я вам толковал…
— Давай скорей. Не болтай так много. Вот посмотришь, я стану чемпионом Слаанеша даже если не буду никем восхищаться и лишаться чувств. Кня-аже Всех благ Податель, до чего ж туго ты меня зашнуровал! Давай сюда доспех.
Шарлах аккуратными, заученно-четкими движениями начал прилаживать детали доспеха. Матфей подавал их, продолжая разговор: хочешь-не-хочешь, а слушай:
— И вот упаси вас бог оставаться на солнце, ежели начнет припекать, — наказывал он. — Не то вернетесь черный, как я. – И, когда Шарлах, уже полностью одетый, придирчиво оглядел себя в зеркало, заключил - Ну, теперь кушайте, только не торопясь. Мало толку, если все пойдет обратно.
Шарлах покорно присел к столу, исполненный сомнений: сможет ли он дышать, если проглотит хоть кусочек? Матфей взял с подноса сложенную салфетку, подал господину. Шарлах расправил салфетку на коленях и принялся сначала за свою любимую ветчину, не без труда проглотив первый кусок.
— Слаанеш милостивый, поскорее бы уж стать чемпионом… или хоть избранным! — возмущенно заявил он, с отвращением втыкая вилку в ямс, — Просто невыносимо вечно придуриваться и никогда не делать того, что хочешь. Надоело мне притворяться, будто я ничего ни в чем не смыслю, надоело степенно выступать, когда знаю, что бегом – быстрее, и делать вид, будто у меня кружится голова от пары затяжек кальяном с обскурой и шнапсом... или что я лишаюсь сил после двух часов на церемонии Шести Высоких и Двенадцати Низких Удовольствий, когда я этот кальян могу тянуть хоть все 10 часов, а в церемонии участвовать и двое суток подряд, не прерываясь. Надоело восклицать: «Как это верно!», слушая всякую ерунду, что несет какой нибудь олух, у которого мозгов вдвое меньше, чем у меня, но который по какому-то божественному недосмотру стал избранным, и изображать из себя полного придурка, чтоб вот такому олуху было приятно меня просвещать и мнить о себе невесть что… Не могу я больше съесть ни крошки!
— Одну оладушку, пока не простыли, — непреклонно произнес Матфей.
— Почему десантнику непременно надо казаться идиотом, чтобы найти себе покровителя и стать избранным или чемпионом?
— Да думается мне, это оттого, что обычай такой… Да и он не на ровном месте вырос. Без покровителя-то можно, конечно, - но оченно тяжело… А сами-то избранные или чемпионы и не знают толком, чего им нужно. Они только думают, что знают – а на самом деле откуда им знать-то? Ну, чтоб добиться своего, и надобно делать так, как они хотят. А старшим то кажется, что им нужны тихие да предсказуемые, у которых мозгов не больше, чем у мелкой демонетты. Сдается мне, ни один из них не будет оказывать покровительство тому, кто хоть в чем-то смыслит больше них.
— Значит, для них большая неожиданность, когда они, объявив кого-то своим преемником, или приняв клятву верности, обнаруживают, что их «младшие братья» – не полные идиоты?
— Ну, тогда уж все равно поздно. Клятвы-то произнесены, обряды совершены, обратно не отмотать. Да, сдается мне, старшие-то догадываются малость, что у меньших есть кой что в голове.
— Когда-нибудь я стану говорить и делать все, что мне вздумается, и плевать я хотел, если это кому то придется не по нраву.
— Не бывать этому, — угрюмо сказал Матфей. — Нет, пока я жив. Ну, ешьте оладьи. Да в соус обмакните, вкуснее будет.
— Не думаю, чтобы у лоялистов было в обычае разыгрывать из себя придурков. Не так давно нам показывали пикт-фильм про них, запись подлинная – так у них даже скауты… ну, вроде наших неофитов проявляли здравый смысл, и притом в присутствии старших по званию тоже.
Матфей фыркнул.
— Лоялисты! Да уж, сударь мой, некоторые из них и впрямь говорят все, что им взбредет на ум. Только недолго… и Император их за это не больно-то благословляет.
— Но ведь они дерутся совсем неплохо, — возразил Шарлах. — Мы же до сих пор не можем завоевать Империум Человека, а со времен Великой Ереси прошло уже десять тысяч лет… Значит, и на их стороне есть сила.
— Силу эту дает им вера в то, чего на самом деле нет. Рано или поздно она закончится, — убежденно заявил Матфей.
Шарлах окунул кусок оладьи в соус и отправил в рот. Наверное, Матфей знает, о чем толкует. Может, в этом и вправду что то есть, ведь и брат-капитан Элэйн при всем своем здравомыслии, в общем то говорит то же самое, только выражается по другому, более деликатно. Да в сущности, командиры всех его приятелей внушают своим подопечным, что они должны казаться не имеющими собственного мнения, не задумывающимися ни о чем серьезном существами, у которых сплошная беззаветная преданность вместо мозгов. Ведь не зря же было выработано и так прочно внедряется это притворство! Может, он и впрямь вел себя слишком смело? Иной раз он спорил с Эшилем и позволял себе открыто высказывать свое мнение. Что, если это, а также и пристрастие к далеким прогулкам пешком или поездкам на байке, оттолкнуло от него Эшиля и заставило обратить внимание на утонченного Мэлэдиса? Быть может, поведи он себя по другому… Однако он чувствовал, что перестанет уважать Эшиля, если окажется, что он способен попасться на крючок таких старых уловок. Ни один избранный и даже чемпион, который настолько глуп, чтобы приходить в восторг от этого жеманства, притворной усталости и лицемерных «О, какие умные вещи вы говорите! Боюсь, не смогу понять их полностью!», не стоит того, чтобы бороться за него и божественное благословение, которое дает принесенная ему клятва. И тем не менее, по видимому, всем уже получившим дары Князя Удовольствий, нравится такое льстивое преклонение.
Если до сих пор он неправильно вел себя с Эшилем… Ну что ж, что было, то было, ничего тут не поделаешь. С этого дня он попробует по-другому и применит более правильную тактику.