ДВАЖДЫРОЖДЕННЫЕ
— Мы обнаружили потерпевший крушение корабль, дрейфующий в космосе. Мои технические команды уже разбирали его на запчасти, когда мы нашли выживших.
Выше пояса правительница Кераксия была мифом, воплощенным в металле. Она расхаживала по своим покоям в величественном беспокойстве, сложив все четыре руки на груди. Здесь словно обрела форму древняя индуазийская богиня Кали-ка, выкованная из сплава черной бронзы, железа и стали. Я сомневался, что она намеренно избрала облик богини Времени и Разрушения, но сходство было слишком пугающим для простого совпадения. Ее лицо представляло собой маску оскалившейся демоницы из темного металла, чьи раскосые глаза казались овалами полированного обсидиана в железных глазницах. Ее голос лился из-за сжатых золотых зубов, и можно было заметить легкое мерцание вокализирующего импланта сквозь промежутки в покрытых молитвенными надписями клыках. Ниже пояса в ней было куда меньше человеческого. Равно как и божественного.
— Взгляни на наши находки, — сказала она.
Полная внутренняя схема фрегата «Восход трех солнц» высветилась на широком экране, прикрепленном к стене. Кераксия смотрела на нее, не отводя немигающего взгляда. К моему отчаянию, масштаб повреждений значительно превосходил те, что корабль успел получить до засады в шторме и во время нее.
— Они все-таки решили бежать на Галлиум, — заметил Леор. — Как они сюда добрались?
Правительница по-прежнему не отворачивалась от диаграммы:
— Они не достигли самого Галлиума. Мы подобрали остатки корабля на краю Берилловой Превратности.
Она указала на отдельный гололит, изображащюий скопление похожих на струпья пятен еще более яростной нестабильности в звездных системах вокруг Галлиума. Берилловый Переплет был лишь одной из дюжин варп-ран, усеивавших эту область. Великое Око пребывало в постоянном движении, но течения и волны бурлили вокруг водоворотов глубокого непокоя и островов, где царил относительно стабильный мир.
Что бы ни случилось с «Восходом трех солнц» после того, как он исчез в сердце шторма, он вновь возник на границе особенно бурной области.
— Что с выжившими? — спросил я. — Кто они?
— Они на борту Венца Ниобии, содержатся в нашем медицинском комплексе.
Это слово заставило меня остановиться.
— Ты сказала «содержатся». Не поправляются или восстанавливают силы. Содержатся в вашем медицинском комплексе.
— Я весьма точна в своем выборе слов, — отозвалась Кераксия. — Тебе это известно. И я собираюсь забрать обломки их корабля в качестве платы за их восстановление. Если они будут возражать, я прикажу сжечь их и выбросить пепел в космос.
— Какая... щедрость, правительница.
— Это весьма щедрое предложение, учитывая, насколько был разрушен их фрегат. Единственное, на что он годен теперь — это на металлолом. Фальк был среди выживших, и я испытываю некоторую симпатию к нему, но своей эскападой он изрядно истощил мое терпение. На то, чтобы вытащить его мертвый корабль из глубокого космоса, пришлось потратить немало времени и усилий. На то, чтобы спасти его жизнь — еще больше. Он в долгу у меня, Хайон. Он в долгу у Галлиума.
— Где теперь обломки?
— Разве я произвожу впечатление существа, склонного к беззаботности? — она снова принялась расхаживать туда-сюда. — Они в надежном месте.
И, без сомнения, уже разобраны на части. Нейтралитет Галлиума — превыше всего. Разумеется, город-государство обязан был скрыть корабль Легиона, который его работники взяли на абордаж, ограбили и присвоили — даже если они утверждали, что имели законное право его украсть.
— Валикар упомянул, что выжившие говорили о Луперкалиосе. И обо мне.
Кераксия наклонила голову, словно делая мне одолжение:
— Твое имя промелькнуло среди тех немногих осмысленных слов, которых нам удалось от них добиться. Я прикажу Валикару сопроводить тебя к ним в самое ближайшее время. А сейчас — прекрати задавать вопросы. Мне самой нужны ответы, Хайон.
Я смотрел на нее, не говоря ни слова. Галлиум был одной из излюбленных пристаней для моего отряда, а Кераксия — одним из моих наиболее надежных союзников. Я не хотел бы вызывать ее гнев. Сохранить ее доброе расположение много значило для меня.
Кераксия заметила мою осторожность. Она не могла улыбнуться; правительница не отдалилась от своих биологических истоков так далеко, как стремились многие из элиты техно-жрецов Механикум, но ее искусно выкованное лицо лишало ее столь простой возможности, как смена выражения. Ее смех — скорее, легкий смешок — прозвучал неожиданно плавным выдохом, сопровождаемым мерцанием огонька вокализатора.
— Ты мне нравишься, Искандар.
Я поклонился:
— Я знаю, правительница.
— Тактическая осторожность в одно мгновение и идиотская храбрость в следующее. Какое прелестное противоречие.
Она продолжала расхаживать по своим уединенным покоям — платформе под куполом, с видом на Венец Ниобии в южном секторе корпуса. Пластины брони были убраны, открывая неподражаемое зрелище — всё орбитальное кольцо целиком, со звездами вверху и планетой внизу. Небо, как и всюду в пространстве Ока, было прошито красно-фиолетовыми нитями, но их было недостаточно, чтобы затмить далекое солнце Галлиума — болезненно-голубую сферу, охваченную солнечными бурями.
Я повернул голову, разглядывая два незнакомых корабля, пришвартовавшихся на противоположной стороне станции по отношению к той, где заправлялся «Тлалок». Ни один из кораблей не нес символов их боевых отрядов или легионов. Точно определить, на чьей они стороне, не представлялось возможным.
— Хайон, — сказала правительница. — Что ты замышлял, встречаясь с Фальком и Леорвином Огненным кулаком?
— Не называй меня Огненным кулаком, — проворчал Леор.
Правительница повернулась к Леору и, пощелкивая, подошла к нему ближе. Как я уже говорил, ее четырехрукое тело было внешне гуманоидным, и кожа из черненого металла отражала ядовитые лучи далекого солнца. Но на этом иллюзия человечности заканчивалась.
Ниже скульптурных форм обнаженного живота и груди, напрочь разрушая величественный облик, правительница Кераксия больше всего напоминала чудовище-кинтафроса из греканских легенд, также известное под названием «кентавр». Но нижняя часть ее тела принадлежала не лошади — Кераксия предпочла создать форму арахнида, с тонкими многосуставчатыми ногами скорпиона или паука. Восемь механических ног, снабженных клинками и когтями, с клацаньем ступали по гладкой палубе, каким-то образом не оставляя на бронированным полу ни щербинки.
Огромный скорпион из темного металла, с телом богини. Я никогда не смогу понять ход мыслей марсианских Механикум, но должен признать, что она производила королевское, царственное впечатление — в своей нечеловеческой манере. Ее сочленения не жужжали и не скрипели, как наша боевая броня. Суставы Кераксии издавали ровное, мерное гудение, свидетельствующее о скрытой механической силе.
— Что ты сказал?
— Я сказал, не называй меня Огненным кулаком.
— И почему же это?
Он обнажил бронзовые зубы в недружелюбной ухмылке:
— Это ранит мои тонкие чувства.
С механическим смешком оценив шутку, она снова перевела взгляд на меня:
— Что вы обсуждали на этой встрече? Зачем вы собирались?
— Ничего такого, о чем тебе следовало бы беспокоиться, правительница.
— Понимаю. Я ценю то, что ты делаешь, Хайон. Я не могу позволить себе выбирать фаворитов или принимать чью-либо сторону. И в самом деле — на чью сторону я могла бы встать? Девять Легионов ведут войны внутри собственных рядов так же часто, как и друг против друга. Города-государства и территории Механикум столь же разобщены, раздираемые противоречивыми доктринами. Что же до человеческих колоний в Пространственном Нарушении...
— В чем? — перебил Леор.
— Она имеет в виду Великое Око, — негромко произнес я.
— Да-да, Великое Око, — нетерпеливо продолжила Кераксия. — Что я хочу сказать, маленький тизканец — я весьма ценю твою изящную попытку притвориться невинным ради сохранения нейтралитета Галлиума. Но ни ты, ни я — не новички в том, что касается скрытых истин. Так что не будем скромничать. Для чего вы собрались тогда?
— Боевые отряды встречаются постоянно, правительница. Вопросы союзов. Вопросы вражды.
Она выдохнула мое имя, полностью поворачиваясь и глядя мне прямо в лицо.
— Почему ты не мог остаться здесь, еще когда я впервые предложила тебе? Ты погибнешь в Войнах Легионов, а ведь ты так полезен. Почему ты должен сеять семена раздора всюду, куда бы ты ни направился? До нас уже дошли вести, что Третий легион охотится за твоей головой из-за неких новых грехов.
Она прошлась перед нами взад-вперед, пощелкивая заточенными остриями восьми ног. Несмотря на свой нечеловеческий облик, она была весьма изящна — куда грациозней, чем можно было бы предположить, глядя на это чудовищное тело. Провода, покачиваясь, свисали между ее паучьими конечностями, производя впечатление некоей техногенной паутины.
— Отведи меня к Фальку, — сказал я.
— Скажи мне, зачем он собрал вас вместе. Тогда я отведу тебя к нему.
Чем могла навредить правда? В самом ли деле она подвергнет опасности мою нейтральную гавань? Возможно, я чересчур осторожничаю. Кераксия и Валикар сумели пережить множество конфликтов и интриг прежде.
— Фальк нашел провидца невероятной мощи. Он считает, что этот пророк может привести его туда, где спрятан «Мстительный дух». Леор и я согласились помочь ему.
— Почему ты на это пошел?
Леор ответил вместо меня:
— Третий легион забрал труп Воителя.
— Всего лишь слухи, — Кераксия отмахнулась сразу тремя руками. — И, скорее всего, лживые.
— Фальк был там, правительница, — возразил я. — Я верю ему.
— Фальк не упоминал ни о чем подобном.
— Он стремится не нарушать нейтралитет Галлиума, — заметил я. — Как и я сам.
Это была лесть — в некотором роде. Куда вероятнее то, что Фальк предпочел не раскрывать правду Кераксии, зная, что она все равно не примет ни одну сторону.
Но она замешкалась, не спеша высказать немедленное неодобрение. За линзами, что служили ей глазами, разворачивались возможности — варианты, ветвящиеся в ее мыслях. По ее телу пробежала странная легкая дрожь.
— Если это правда — это угроза, — признала она наконец. — Серьезная и вульгарная угроза.
— Клонирование, — согласился Леор, произнеся это слово, точно ругательство.
Кераксия снова нависла надо мной, склонившись так, что наши лица почти соприкасались. Тончайшие нити микросхем ветвились под внешним слоем черной металлической кожи, и так близко я с удесятеренной силой ощутил ее химический запах.
— Я говорила тебе не ввязываться в эту войну, Хайон.
— Да. Говорила.
— Я говорила тебе предоставить Сынам Хоруса возможность уйти в историю в одиночестве и не вмешиваться, ибо те, кто принимает их сторону, падут вместе с ними. Я надеялась, что Войны Легионов окончатся с падением Луперкалиоса, но теперь эти надежды кажется тщетным.
Я чувствовал, как взгляд Леора буравит мой череп. Вихрь кружила около нас — правительница не обращала на нее внимания, но Валикар и его слуги следили за ней, стоя у входа на лестницу, ведущую вниз к кольцу станции.
— Ну? — спросила Кераксия с нетерпением учителя, ожидающего ответ от ученика.
Ее упрямство раздражало меня. Я сомневался, что в словах Саргона было что-то еще, кроме ловушки, и я не знал, насколько бессмысленной может оказаться охота за «Мстительным духом». Я никак не мог закрыть глаза на собственное отчаяние, стоявшее за всем этим.
— Я должен напасть на Город Гимнов, правительница. Следует ли мне подробно описывать, каким образом возрожденный примарх может нарушить равновесие в Войнах Легионов? Когда все наши отцы потеряны и вознесены в Великой Игре Пантеона... Кераксия, не имеет значения, живы Сыны Хоруса или мертвы, вправду ли «Мстительный дух» — лишь мечта безумца, или же корабль ждет своего возвращения. Нельзя позволить Детям Императора выиграть Войны Легионов.
— Предположение, — надменно заявила она.
— Не предположение. Возможность.
— Тобой движет не только идеализм, Хайон. Не пытайся изображать благородного героя в моем присутствии.
Леор хихикнул, точно ребенок. Я решил не обращать на это внимания — в конце концов, Кераксия была права.
— Я хочу этот корабль. Я хочу заполучить «Мстительный дух».
Это почти заставило ее поколебаться, я был уверен. С неохотой она, вздохнув, отказалась от этой идеи.
— Соблазнительно. Очень, очень соблазнительно, колдун. Но нет. Я не могу принимать чью-либо сторону. Я не стану останавливать тебя, но не стану и помогать тебе.
Это меня ничуть не удивило, и эта неопределенность была куда лучше ее нравоучений. Но я не мог удержаться, чтобы не провернуть клинок последний раз.
— Возможно, однажды придет день, когда тебе придется выбирать сторону, правительница.
— Ты так полагаешь? — спросила богиня-чудовище. —И ради чего же я стала бы предлагать свои силы той или иной стороне? Я ничего не должна Сынам Хоруса, и не таю мучительных обид против Детей Императора. Империя Ока будет процветать, даже если вы, неразумные сверхлюди, не сможете опустить болтеры и прекратить убивать друг друга. Тысячи миров существуют в этих владениях, нетронутые Девятью Легионами. Великий Крестовый поход окончен, Хайон. Галактика больше не принадлежит Легионам Астартес, а Око — никогда и не принадлежало. Если бы вы только могли усвоить этот урок... Но нет. Вместо этого вы сражаетесь, и истекаете кровью, и умираете, и тащите нас всех следом за собой. Так расточительно. Так невероятно расточительно.
Я хранил молчание, позволяя ей говорить. Кераксия сложила вместе пальцы — все шестнадцать, не считая больших пальцев — и продолжила:
— Нейтралитет Галлиума признан многими боевыми отрядами среди Легионов. Это — убежище, и оно должно оставаться таковым.
— Времена меняются, — сказал Леор. — Войны Легионов...
— Тише, — она положила руку на лоб Леора, словно жрица, благословляющая последователя. — Тише, центурион Укрис. Я не обладаю сердцем или разумом, подвластными любым из доводов, на которые ты способен. Но ты — вместе с Фальком, которого я уважаю, и с Хайоном, которым я дорожу. Потому я не стану наказывать тебя за отсутствие приличных манер.
— Нгхх, — только и ответил Пожиратель Миров без всякого почтения.
Кераксия убрала руку. Мудрое решение — я подозревал, что еще немного и она бы лишилась ее под ударом цепного топора.
Леор посмотрел мне в лицо:
— Я слышал, как отряды произносили твое имя с тем, что заменяет нам страх, и слышал, как тебя проклинали и люди, и демоны. Мне никогда не приходило в голову, что ты можешь кому-то действительно нравиться, Хайон.
— Эшаба, — ответил я на награкали, искаженном наречии его легиона.
Леор усмехнулся, принимая мою вежливую благодарность, но Кераксия протянула одну из своих четырех рук, коснувшись черным кончиком пальца моего наплечника. Она обвела мое имя, написанное на просперийском поверх кобальтового керамита.
Перекрестье прицела вспыхнуло на внутреннем экране моего шлема, окружая ее лицо. От нее исходил запах фицелина, порохового дыма, дыхания дракона.
— Дело в уважении, которое он демонстрирует, Пожиратель Миров, и в тех перспективах, которые он привносит в свои деяния, — ее голос теперь стал мягче, ее внимание снова возвращалось к Леору. — Хайон — пример того, чем Легионы могли бы стать, позволь они себе роскошь эволюции. Мне нравится, как он не пытается казаться большим, чем он есть, и уважает автономию миров-колоний Механикум. Мне нравится, как его имя отзывается эхом в пространстве Ока — маг, который пытался остановить безумие Аримана. Колдун, который сражается рядом с чужим ангелом. Воин, который продает свой топор и свое чародейство тому, кто заплатит больше.
Она снова взглянула на меня:
— А платят немало, так ведь? Всё это тяжелое железо и укрепленная сталь, неизменно прибавляющееся к твоей Синтагме.
Я подумал о бесценных роботах на борту «Тлалока». Сотни, собранные мной за многие годы, все до единого вплетенные в объединенное сознание Анамнезис. Горе любому врагу, кто окажется настолько глуп, чтобы брать на абордаж мой корабль.
— Как дела у Анамнезис? — поинтересовалась правительница.
— С ней все в порядке.
— Хорошо. Хорошо, — Кераксия по-прежнему не сводила с меня взгляда. Я мог произносить речи перед полками воинов, идущих в битву, или обрекать на смерть тысячи рабов, не задумываясь дважды — но под взором Кераксии неожиданно ощутил смущение. — Передай ей мои наилучшие пожелания.
— Непременно, правительница.
— Валикар, отведи их к выжившим с «Восхода трех солнц». И, Хайон...
— Правительница?
— Не ожидай слишком много ни от кого из них, мой колдун. Юстаэринцы — не те, кем были прежде.
***
Медицинский комплекс Венца Ниобии больше походил на цеха завода, нежели на место исцеления. Мы шли по его коридорам, и хотя рабы и слуги кланялись мне и спешили убраться с дороги, на Нефертари они смотрели с ужасом и ненавистью. Империум выставляет напоказ свою лицемерную ненависть к чужим, в то время как вольные торговцы, исследователи космоса и отчаявшиеся генералы имели дело с ксено-расами галактики на границах Империума еще с тех пор, как люди впервые покинули Терру. Но здесь, в Империи Ока, ненависть и отвращение к нелюдям доходит до предела. Здесь — владения людей и демонов, рожденные из смерти империи чужих.
Население медицинского комплека исчислялось сотнями — чего и следовало ожидать на станции таких размеров, как Венец Ниобии. Машины, о функциях которых я мог только догадываться, дребезжали и гудели в своих гнездах и опорных рамах внутри каждой комнаты, подключенные к системам жизнеобеспечения, насосам, перекачивающим плазму и кровь, и множеству еще более непонятного оборудования. Половина оборудования выглядела живой; вместо проводов в шевелящемся металле проступали вены. Одним Богам ведомо, какие знания Механикум применяли здесь.
Валикар вел нас, своим присутствием заставляя прислужников и рабочих падать ниц. Мы миновали общие залы — одну комнату за другой — и добрались до охраняемых камер за ними. На моем внутреннем экране вспыхнули руны, сигнализирующие о понижении температуры. Дыхание Леора и Нефертари, чьи лица были открыты, превращалось в пар в холодном воздухе.
Когда мы вошли в камеру, я вынужден был остановиться, схватившись за железный дверной косяк. На меня нахлынула волна голода — столь яростного, что я покрылся потом. Вихрь рядом со мной издала низкое рычание.
«Я чую Дваждырожденных».
— Что случилось? — спросил Леор. — Что, во имя Богов, с тобой такое?
— Ничего, ничего.
Мне понадобилось всего мгновение, чтобы защищить свой разум от любого вторжения, отрезав себя от возможности ощущать чужие эмоции. Это было резко и неприятно — словно бы я закрыл глаза или внезапно оглох в полной людей комнате — но лучше так, чем отшатываться от ошеломляющего чувства голода, царившего в камере. Что бы ни находилось там, оно умирало. Поразительно, что оно еще не умерло.
«Дваждырожденные», — снова передала Вихрь.
Перед нами была длинная, высокая стена с вертикальными капсулами полного погружения и стазис-контейнерами. Существа — гуманоидные, но не являющиеся людьми — трепыхались в красноватой жидкости каждой капсулы. Конечности, напоминающие руки, безуспешно царапали прозрачное бронированное стекло. Искаженное месиво черт, которое когда-то было лицами, всплывало из мутной жидкости, приникая к передним стенкам капсул и глядя на нас. Их рты бессильно раскрывались, оставляя грязные пятна на стекле — там, где скребли их клыки и дергались длинные языки.
Дваждырожденные. Вихрь была права. Все они были Дваждырожденными. Я чувствовал разумы людей, которыми они были, и нечеловеческие мысли существ, занимающих их тела. Смешение сути смертных и варпа — не бывшее уже первым, не ставшее еще последним. Эмоции, обретшие форму в плоти.
Быть психически одаренным среди скопления одержимых демонами душ — значит слышать противоборствующие желания и стремления бессчетных враждующих сущностей. Но здесь я почти не чувствовал ничего подобного. Демоны, ведущие войну в телах заключенных воинов, были столь одинаковы, что совпадали друг с другом до самой глубины своего существа, словно зеркальные отражения. Казалось, будто все они рождены из одних и тех же эмоций и жаждут одного и того же. Такая степень симбиоза даже между тесно связанными демонами была невероятно редкой. По моей спине пробежали мурашки от такого неестественного явления, и я подошел ближе, завороженный этой возможностью.
Подойдя к первой цистерне, я посмотрел на корчащееся тело внутри. Что-то ударилось о защитное стекло, раскрывая жвалы. Кости его лица были вытянутыми и иззубренными, даже отдаленно не напоминая человеческие. Дымные следы его звериного голода коснулись границ моего разума, но на этот раз я был готов противостоять им.
Это существо все еще носило потрепанную в битвах броню, выкрашенную в угольно-черный цвет Юстаэринцев. Рудиментарные крылья колыхались в жидкости, лишенные возможности развернуться во всю ширину. Конструкции из грязных костей и кожистых перепонок, не лишенные определенного мрачного величия. Казалось, они поднимаются и опадают в такт биению сердца существа.
За моей спиной Леор спросил:
— Скольких вы вытащили из обломков «Трех солнц»?
Валикар указал на капсулы вдоль стен, каждая из которых была подключена к химическим фильтрам и поддерживающим жизнь механизмам.
— Эти двадцать. И еще несколько в следующих двух камерах, — сообщил он без всякого выражения. — Человеческая команда погибла. Фальк сказал, что они были поглощены, когда взорвался варп-двигатель.
Так вот что за вспышку энергии мы видели в сердце шторма. Фальк и его воины сумели добраться до «Восхода трех солнц» — только для того, чтобы потерпеть крушение, когда корабль пытался сбежать. Не составляло никакого труда представить волну Нерожденных, устремившихся к маяку вспыхнувшего варп-двигателя, и тысячи незащищенных человеческх душ на борту. Имел ли Саргон к этому какое-то отношение? Пытался ли он привести корабль сюда? Галлиум был для Фалька наиболее очевидным пунктом назначения в подобный час нужды.
— Мы держим их одурманенными посредством алхимии, — добавил Валикар. — Некоторые из них потеряны полностью, другие же по-прежнему хранят следы тех, кем они были.
Я не решался спрашивать о пророке Несущих Слово. Я доверял Валикару так же, как доверял Кераксии, но я не был уверен, что хотел дать им понять, насколько глубоко я был заинтересован на самом деле. И чем меньше они знали, тем меньше они могли рассказать, если бы их принудили к этому.
Мы шли дальше. Некоторые из Сынов Хоруса были избавлены от своей брони. Некоторые так и остались в ней.
«Фальк», — отправил я в ряды цистерн с плотью.
«Хайон?»
Голос моего брата, пусть и едва различимый. Он исходил из капсулы у западной стены. Мы подошли ближе к нему. Нефертари прошептала что-то, чего я не различил, отвлекшись, а Леор выругался на уродливом, неестественном языке своего легиона.
Когда воины Легионов Астартес получают тяжелые раны, есть два способа, какими они обычно реагируют на это. Первый — это стыд. Не меланхолия или скорбь, но честный, яростный стыд. Ты стыдишься того, что выжил, когда твои боевые братья погибли. Стыдишься, что не можешь снова встать в строй, пока твои раны не исцелятся. И дело не в слезливой сентиментальности — это рана, нанесенная душе так же, как и телу. Когда ты не можешь больше служить своей единственной цели, той самой причине, ради которой ты был возвышен над простыми смертными — всегда остается осколок стыда. Сомнения проникают в самую глубину твоей души.
Вторая реакция, гораздо более явная — это гнев. Иногда он бывает искусственным или выглядит несколько наигранным, чтобы подавить чувство стыда. Намного чаще это просто злость — на самого себя за то, что позволил этому случиться, злость на удачу, которая тебя подвела, злость на своих врагов за то предательское движение, что обошло твою защиту. К ярости может примешиваться юмор, или вызывающее неповиновение, или клятвы о мести, принесенные в присутствии братьев у твоей постели. Внутренняя сила может проявляться различными путями, но в основе этих чувств всегда лежит именно гнев.
Когда я вновь открыл свой разум, чтобы связаться с Фальком, я не ощутил ни одной из привычных для солдата эмоций, которых ожидал. Вместо этого я почувствовал вулканическое, ожесточенное присутствие сущности, разделяющей его тело, и его собственную усталость, саваном окутывающую его разум.
Он сражался за контроль над собственным телом. И он так невероятно устал.
«Хайон?»
«Я здесь, Фальк».
Я приблизился к стеклянной цистерне, глядя на когтистое чудовище, в которое превратился мой брат. Я хотел, чтобы он почувствовал, что я рядом — если подобное было возможно.
Фальк, свернувшись едва ли не в позе зародыша, висел в пузырящейся жидкости, оплетенный паутиной трубок, по которым подавались химикалии и питательные вещества. Мыщцы были лишены кожи, и от обнаженного мяса все еще тянулись ниточки крови, заставляя мутнеть окружающую жидкость. Сейчас, без доспехов, было ясно видно его дарованную мутациями смертоносность: желтоватые костяные ножи прорастали сквозь суставы и мускулы зазубренными гребнями.
«Нерожденные, Хайон. Тысячи. Когда мы пытались сбежать, мы попали под огонь... Варп-двигатель... Они захватили корабль».
Двойственность в его голосе — искренность человека и насмешливый шепот демона — придавала его интонациям некий зловещий оттенок.
«Я понимаю, Фальк. Что с Саргоном?»
«Его нет».
Вот как. Саргон погиб. Многое ли это меняло? Могли ли мы отправиться в неизвестность без проводника? Собирались ли мы отправляться туда вообще — прямо в ловушку, поверив обещанию мертвеца?
Да. Я хотел, чтобы Хорус Возрожденный был мертв, и я хотел этот корабль.
Но без Саргона...
«Нет, — возразил Фальк. Он слышал мои мысли и ответил на них. — Не мертв, Хайон. Он пропал».
Я в недоумении взглянул на чудовище с постоянно меняющейся плотью.
«Пропал? Ты хочешь сказать, он исчез перед нападением Нерожденных?»
«Я не могу точно сказать. Мы сбежали на «Восход трех солнц», хотя это уничтожило наш телепортатор. Затем мы бежали на корабле. Саргон был там, и был готов вести нас в безопасное место. Варп-двигатель взорвался. Свет, грохот, горящий металл. Потом пришли Нерожденные».
Я промолчал, позволяя своим подозрениям оформиться. Никогда за всю мою жизнь — ни до этой ночи, ни после — я не встречал пророка-альтруиста. Каждый провидец пытается отыскать нечто для себя самого, следуя собственным планам. Хотел бы я знать, чего именно добивался Несущий Слово, и что он сотворил со своей силой.
«Я вытащу тебя отсюда, Фальк».
«Я все еще чувствую свои пальцы, — признался живой мертвец; его голос звучал бесплотной тенью настоящего голоса Фалька. Жуткие когти царапали по стеклу. — Я чувствую, как каждый атом моего тела содрогается и изменяется».
Даже без его слов я чувствовал то же самое. Демоническая сущность в его теле двигалась вместе с кровью, подвергая мутациям все, чего касалась. Медленный процесс, но неумолимый.
«Подожди, брат мой. Я заберу тебя на "Тлалок"».
Живой мертвец снова дернулся в мутной взвеси. Невыносимо было слышать его скрежещущий голос.
«"Мстительный дух", — сказал он. — Ты по-прежнему готов помочь мне найти его?»
«Тебе повезло, что ты вообще остался жив. Эта затея уже стоила тебе твоего флота, сотен воинов, тысяч рабов».
Существо ударилось всем телом о переднее стекло своей цистерны, целясь в меня когтями. Зубы в узкой прорези пасти заскрежетали, словно пытаясь дотянуться до моей плоти.
«Я найду Абаддона я найду Абаддона я н-»
«Фальк...»
«Я заберу «Мстительный дух» это надежда моего Легиона я -»
«Успокойся, брат мой. Я помогу тебе. Конечно же, я помогу тебе. Я ведь здесь, не так ли?»
Живой мертвец прекратил свои метания.
«Они держат нас одурманенными — вещества, подавляющие сознание, нейтрализующие адреналин. Чтобы мы не сбежали».
«Правительница принимает меры предосторожности, не более того».
Я имел дело с Дваждырожденными прежде, бесчисленное множество раз. Я не стал бы держать их в заточении. Мне бы это не понадобилось.
«Освободи меня, Хайон».
Будучи верен себе, даже в этом измученном и искалеченном виде он источал раздражение от судьбы, заведшей его в ловушку. Но освободить — от чего? От заключения здесь, или от демона внутри? Невзирая на мою силу, у каждого человека есть предел возможностей. Чтобы изгнать демона из смертной плоти, недостаточно было простого экзорцизма, вроде какой-нибудь молитвы церковников или заклинания шаманов. В реальности владельца тела почти всегда ожидал смертельный исход.
«Я освобожу тебя, друг мой. Как только ты окажешься на борту «Тлалока», мы обсудим изгнание демонов».
Искалеченное тело в жидкости задергалось в судорогах, истекая кровью и извиваясь. Сперва я решил, что он наконец дал волю гневу, но нет — спазмы, заставлявшие его тело болезненно выкручиваться, были неконтролируемыми. Отказали жизненно важные органы? Его биометрические показатели не изменялись, но он продолжал содрогаться, зияющая дыра его клыкастого рта открывалась и закрывалась. Его мутировавшее тело истекало кровью, вздрагивало и дергалось в поддерживающих его узах, когти сжимались и разжимались.
А потом я наконец услышал это — через тонкую нить, связывавшую наши разумы.
Он вовсе не умирал. Он смеялся.
скачать в формате .doc