Святый Боже... Яви милость, пошли смерть. Ну что тебе стОит? Не для себя ведь прошу!
...что бог троицу любит, вбрасываю третью главу. 
Расколотое отражение. Глава III
Фулгрим еще на секунду продлил удовольствие от поклонения своих воинов, потом поднял руки, требуя тишины. В его взоре сияли одновременно восторг, смирение, упоение и жестокость. Ни один из бойцов не избежал ужаса, который внушал этот черный пристальный взгляд. Он обвел глазами возвышающийся постамент, на котором стоял его трон, бегло скользнул по его царственному великолепию, словно охваченный внезапным смущением от того, какое значение для него имела эта вещь.
- Вы были так терпеливы, сыны мои, - произнес Фулгрим, замерев на секунду, поставив ногу на постамент. – А я был невнимателен к вам.
Протестующий ропот сотен голосов прервал его слова, но Фулгрим заставил их умолкнуть, знаком поднятой ладони и шутливо-возражающей улыбкой.
- Нет, это действительно так. Я ни слова не говорил о том, где мы сейчас находимся, и унижал моих возлюбленных детей, заставляя пребывать во мраке неведения. Сможете ли вы простить меня за это?
И вновь Гелиополис вздрогнул от дикого вопля восторга, оглушительного рева, который был бы не под силу горлу простых смертных. Воины бросались на колени, некоторые отчаянно били себя в грудь, а большинство – просто заходились бешеном крике, подтверждавшем их согласие. Фулгрим не остался глух к возносимым ему хвалам и произнес:
- Какую честь вы оказываете мне.
Люций наблюдал за Фулгримом, когда тот обошел возвышающийся трон, изучая каждое его движение и жест, стараясь найти подтверждение того, что это поразительное существо – не тот, за кого пытается себя выдать.
Присутствие примарха, облаченного в великолепный боевой доспех, опьяняло собравшихся. Ни следа вульгарности, ни намека на кричащую, вызывающую роскошь – лишь совершенство. Как будто, восходя к вершинам великолепия, он отказался от всех зримых попыток продемонстрировать преданность пути Темного Князя. Но одного лишь взгляда в его черные глаза было достаточно, чтобы понять владеющее им стремление к превосходству во всех его формах, к забвению придуманных, установленных другими границ. Фулгрим глубоко погрузился в мир чувственных ощущений, и без постоянного приобщения к его дарам, его жизнь казалась бесцветной и пустой, утрачивала радость и смысл.
- Я принес вино победы и усладительные объятия войны, чтобы вы насытились ими, - продолжал Фулгрим. – Я принес вам музыку битвы, восторг исступления и радость от мучительной гибели ваших противников. Мы далеко ушли от пламени Истваана, и я решил, что настало время вновь напитать наши клинки кровью врагов.
Хор пронзительных криков одобрения приветствовал слова Фулгрима; он принимал любовь своих воинов словно нежданный дар, а не то, что планировал и на что рассчитывал с самого начала. Примарх взмахнул своими изящными, почти слишком утонченными пальцами в направлении центра зала, пробуждая к жизни сияющее голографическое изображение, явив взглядам планеты, совершающие свой бесконечный подчиняющийся законам гравитации танец вокруг ослепительно пылающей звезды.
- Посмотрите, эту систему я назвал Звездное скопление Призматика. – произнес Фулгрим, а голографическое изображение увеличилось, крупным планом показав пятую планету во вновь названной системе. Легкие разноцветные сполохи окружали планету, словно северное сияние, и, когда изображение еще увеличилось, Люций рассмотрел множество пересекающихся под разными углами полос – черных и сверкающих, как алмаз.
Огромное число орбитальных сооружений, движение которых повторяло вращение планеты вокруг своей оси, колоссальные грузовые терминалы и станции обработки с доками для грузовых судов. Железные и стальные метки свидетельствоали, что некоторые из этих судов и сейчас были здесь, а острые взблески мигающих огоньков между кораблями показывал расположение орудийных платорм.
- Здесь вам будет дарована возможность доказать мне вашу любовь, как это могут воины Детей Императора, - сообщил Фулгрим, шагая вдоль мерцающей картины и позволяя голографическому изображению планеты озарять свои безупречные черты неверным отраженным светом звезд. – Прислужники марсианских техножрецов изрыли этот мир своими унылыми машинами, они, как ненормальные, копаются в земле и ищут кварц, чтобы отослать его на Марс.
Строки текста, содержащие примерные технические характеристики, нормы выработки и номинальный тоннаж производимых минералов побежали по изображению мира, слегка подрагивая, словно поверхность воды, по которой расходятся круги, и Люций потратил секунду, чтобы изучить их, а потом сосредоточился на сверкающей, зеркально-блестящей поверхности самой планеты. Эстетическое удовольствие от красоты зрелища быстро померкло; похоже, это место не имело никакого реального экономического или стратегического значения. Он не видел ничего, что сделало бы этот мир заслуживающим внимания примарха.
Куда же он смотрел? Что видел Фулгрим и чего не видел он?
Возможно, кварц был сырьем, которое использовали в каких-то жизненно-важных производственных процессах? Люций отбросил эту мысль как не относящуюся к делу. То, что в этом сырье нуждались марсианские техножрецы, могло стать причиной, чтобы нарушить процесс поставки, но это местечко казалось настоящим болотом – слишком ничтожным, чтобы тратить на него силы Легиона.
Фулгрим продолжал пристально глядеть на плавно поворачивающийся шар Призматики V, словно завороженный суровой красотой ее сверкающей поверхности. Его губы беззвучно шевелились, он улыбался, как будто в самое подходящее время услышал удачную шутку или изящную остроту от невидимого собеседника.
В мозгу Люция промелькнула мысль, но он оставил ее при себе, понимая, что неразумно было бы сообщать о ней всем остальным. Похоже, та же идея пришла в голову Эйдолону, но у Лорда-командира не хватило здравого смысла, чтобы держать рот на замке.
- Мой господин, я не вполне понял, - начал Эйдолон. – С какой целью мы должны высадиться здесь?
Фулгрим развернулся к Эйдолону, его спокойное бледное лицо внезапно исказилось гримасой бешенства. Пылая яростью, он одним широким шагом приблизился к Эйдолону, и Люций отступил назад, чтобы ураган гнева примарха не коснулся его. Фулгрим нанес Эйдолону внезапный молниеносный удар, который отбросил Лорда-командира назад, словно прихлопнутое насекомое. Он рухнул на груду обломков, оставшихся от разломанных скамей, которые раньше ярусами поднимались вдоль стен, на его кирасе сверху донизу зияла широкая трещина, гладкая кожа была забрызгана кровью.
- Ты смеешь задавать вопросы? – отрывисто бросил Фулгрим, возвышаясь над поверженным воином.
- Нет, мой повелитель, я только…
- Червь! – заорал Фулгрим. – Таково мое желание, и ты спрашиваешь, почему?!
- Я…
- Заткнись! – рявкнул Фулгрим, за горло поднимая с пола замершего от ужаса Эйдолона. Люций почувствовал удовлетворение и возбуждение, видя унижение Эйдолона. Он видел, как Фулгрим, придя в ярость, сломал литую шею божества ксеносов, и понимал, что Эйдолон точно не сможет ничего противопоставить такой силе.
Выражение ужаса на лице Лорда-командира было неподдельным, и Люций облизал губы, подумав о том, каково было бы ощутить эмоцию, столь чуждую Адептус Астартес – несомненно, это было бы изысканным переживанием.
- Я – ваш лорд и господин, а ты оскорбляешь меня? – задал вопрос Фулгрим, ярость на его лице сменилась выражением безграничного страдания. – Я принес вам войну - а чем ты отплатил мне? Вопросами и сомнением. Эта кампания не стОит твоих усилий? Может, ты слишком хорош, чтобы сражаться под моим командованием? Ты так думаешь?
- Нет! – жалобно взвыл Эйдолон. – Я… Я только хотел узнать…
- Узнать что? – резко вопросил Фулгрим; казалось, он забыл о своем страдании, его вновь охватила ярость. – Говори, падаль! Выкладывай!
Эйдолон задергался, удерживаемый железной хваткой Фулгрима, его лицо побагровело, сравнявшись цветом с доспехом примарха. Он ловил ртом воздух, даже его модифицированное тело не могло ничего поделать с силой примарха.
Между двумя судорожными попытками глотнуть воздуха, Эйдолон смог произнести:
- Разве мы не должны идти к Марсу? И разве это не заставит нас отложить встречу с флотом Воителя?
- Хорус – мой брат, а не господин, он не отдает мне приказов. – раздраженно бросил Фулгрим, словно Эйдолон произнес жуткое кощунство, упомянув имя Хоруса Луперкаля. – Кто он, чтобы приказывать мне? Я - Фулгрим! Я – Фениксиец, и не буду ни у кого на побегушках. Если Хорус считает, что просто может атаковать Терру как свихнувшийся от крови берсерк, - он просто глуп. В одиночку у него нет ни единого шанса против мира с лучшей защитой в галактике; чтобы взять такую цель, нужна тактика и хитрость. Понял?
- Да, гос-сподин… - прохрипел Эйдолон, но ярость Фулгрима еще не улеглась.
- Я знаю тебя, Эйдолон, даже не думай, что это не так. – произнес примарх, отшвырнув давящегося судорожным кашлем Лорда-командира и вновь повернувшись к изображению сверкающей планеты. – С твоего языка одинаково быстро слетают и язвительные шуточки, и другие слова, из тех, которые шепчут в темных углах, чтобы подорвать мою власть. Ты – червь в сердцевине яблока, а мне не нужен тот, кто, как я подозреваю, способен вонзить нож мне в спину.
Эйдолон почувствовал ужасную угрозу, скрытую в словах Фулгрима и рухнул на колени.
- Мой господин, прошу Вас! – умолял он. – Я верен! Я никогда не предам Вас!
- Предать меня? – повторил Фулгрим, молниеносно развернувшись и вынув из ножен мрачно сверкающий серый клинок Анатэма. – Ты посмел облечь в слова мысль о предательстве?! Здесь, среди тех, кто более других предан мне? Ты еще глупее, чем я думал.
- Нет! – завопил Эйдолон, но Люций уже видел, что он зря тратит силы.
К его чести, Эйдолон тоже понял это и потянулся к своему мечу – но Фулгрим уже был достаточно близко, чтобы нанести смертельный удар. Рукоять меча Эйдолона лишь слегка отошла от верха ножен, когда Анатэм рассек его шею, и его голова отправилась в короткий полет. Она с влажным шлепком приземлилась на терраццо пола и покатилась, остановившись около одной из урн с вином.
Глаза Лорда-командира моргнули в последний раз, губы разошлись, показывая выщербленные зубы, в выражении смертного ужаса, увидев которое Люций едва не рассмеялся. Фулгрим отвернулся от тела Эйдолона, рухнувшего на пол, и поднял отрубленную голову Лорда-командира. Кровь вязким потоком изливалась из обрубка шеи, и Фулгрим двинулся по кругу, позволяя каплям крови падать в открытые бочки с вином.
- Пейте, дети мои, - произнес он, словно ничего особенного не произошло. – Наполняйте кубки и пейте за великую победу, которую я дарую вам. Мы развяжем войну на Призматике и покажем Воителю, как нужно вести настоящую кампанию!
Дети Императора устремились вперед, каждый хотел первым испить дар примарха. Все еще держа в руке голову Эйдолона, Фулгрим поднялся на постамент и сел на трон, раскинув по сидению свой золотой плащ. Он смотрел вниз, на своих воинов, его пристальный взгляд казался одновременно всепрощающим и безжалостным.
Мысли Люция возвращались к приему, которым Фулгрим достал из ножен меч и снес голову Эйдолону. Опытным глазом мастера меча он анализировал каждое движение, совершенное телом примарха, выпад, поворот плеч, расположение бедер во время удара.
Одно движение перетекало в другое, подобное не удавалось никому и никогда. Безупречное тело примарха никогда не теряло равновесия, но Люций увидел нечто, что не смог бы заметить никто, кроме величайшего из живущих мастеров фехтования – и то, что он увидел, пронизало его изысканнейшей дрожью волнения и разочарования.
Это была невозможная мысль, кощунственная мысль – но Люций не мог удержаться, чтобы не довести ее до логического завершения.
«Я смог бы победить тебя», - думал Люций. – «Если бы мы дрались прямо сейчас, я убил бы тебя».
Расколотое отражение. Глава III
Фулгрим еще на секунду продлил удовольствие от поклонения своих воинов, потом поднял руки, требуя тишины. В его взоре сияли одновременно восторг, смирение, упоение и жестокость. Ни один из бойцов не избежал ужаса, который внушал этот черный пристальный взгляд. Он обвел глазами возвышающийся постамент, на котором стоял его трон, бегло скользнул по его царственному великолепию, словно охваченный внезапным смущением от того, какое значение для него имела эта вещь.
- Вы были так терпеливы, сыны мои, - произнес Фулгрим, замерев на секунду, поставив ногу на постамент. – А я был невнимателен к вам.
Протестующий ропот сотен голосов прервал его слова, но Фулгрим заставил их умолкнуть, знаком поднятой ладони и шутливо-возражающей улыбкой.
- Нет, это действительно так. Я ни слова не говорил о том, где мы сейчас находимся, и унижал моих возлюбленных детей, заставляя пребывать во мраке неведения. Сможете ли вы простить меня за это?
И вновь Гелиополис вздрогнул от дикого вопля восторга, оглушительного рева, который был бы не под силу горлу простых смертных. Воины бросались на колени, некоторые отчаянно били себя в грудь, а большинство – просто заходились бешеном крике, подтверждавшем их согласие. Фулгрим не остался глух к возносимым ему хвалам и произнес:
- Какую честь вы оказываете мне.
Люций наблюдал за Фулгримом, когда тот обошел возвышающийся трон, изучая каждое его движение и жест, стараясь найти подтверждение того, что это поразительное существо – не тот, за кого пытается себя выдать.
Присутствие примарха, облаченного в великолепный боевой доспех, опьяняло собравшихся. Ни следа вульгарности, ни намека на кричащую, вызывающую роскошь – лишь совершенство. Как будто, восходя к вершинам великолепия, он отказался от всех зримых попыток продемонстрировать преданность пути Темного Князя. Но одного лишь взгляда в его черные глаза было достаточно, чтобы понять владеющее им стремление к превосходству во всех его формах, к забвению придуманных, установленных другими границ. Фулгрим глубоко погрузился в мир чувственных ощущений, и без постоянного приобщения к его дарам, его жизнь казалась бесцветной и пустой, утрачивала радость и смысл.
- Я принес вино победы и усладительные объятия войны, чтобы вы насытились ими, - продолжал Фулгрим. – Я принес вам музыку битвы, восторг исступления и радость от мучительной гибели ваших противников. Мы далеко ушли от пламени Истваана, и я решил, что настало время вновь напитать наши клинки кровью врагов.
Хор пронзительных криков одобрения приветствовал слова Фулгрима; он принимал любовь своих воинов словно нежданный дар, а не то, что планировал и на что рассчитывал с самого начала. Примарх взмахнул своими изящными, почти слишком утонченными пальцами в направлении центра зала, пробуждая к жизни сияющее голографическое изображение, явив взглядам планеты, совершающие свой бесконечный подчиняющийся законам гравитации танец вокруг ослепительно пылающей звезды.
- Посмотрите, эту систему я назвал Звездное скопление Призматика. – произнес Фулгрим, а голографическое изображение увеличилось, крупным планом показав пятую планету во вновь названной системе. Легкие разноцветные сполохи окружали планету, словно северное сияние, и, когда изображение еще увеличилось, Люций рассмотрел множество пересекающихся под разными углами полос – черных и сверкающих, как алмаз.
Огромное число орбитальных сооружений, движение которых повторяло вращение планеты вокруг своей оси, колоссальные грузовые терминалы и станции обработки с доками для грузовых судов. Железные и стальные метки свидетельствоали, что некоторые из этих судов и сейчас были здесь, а острые взблески мигающих огоньков между кораблями показывал расположение орудийных платорм.
- Здесь вам будет дарована возможность доказать мне вашу любовь, как это могут воины Детей Императора, - сообщил Фулгрим, шагая вдоль мерцающей картины и позволяя голографическому изображению планеты озарять свои безупречные черты неверным отраженным светом звезд. – Прислужники марсианских техножрецов изрыли этот мир своими унылыми машинами, они, как ненормальные, копаются в земле и ищут кварц, чтобы отослать его на Марс.
Строки текста, содержащие примерные технические характеристики, нормы выработки и номинальный тоннаж производимых минералов побежали по изображению мира, слегка подрагивая, словно поверхность воды, по которой расходятся круги, и Люций потратил секунду, чтобы изучить их, а потом сосредоточился на сверкающей, зеркально-блестящей поверхности самой планеты. Эстетическое удовольствие от красоты зрелища быстро померкло; похоже, это место не имело никакого реального экономического или стратегического значения. Он не видел ничего, что сделало бы этот мир заслуживающим внимания примарха.
Куда же он смотрел? Что видел Фулгрим и чего не видел он?
Возможно, кварц был сырьем, которое использовали в каких-то жизненно-важных производственных процессах? Люций отбросил эту мысль как не относящуюся к делу. То, что в этом сырье нуждались марсианские техножрецы, могло стать причиной, чтобы нарушить процесс поставки, но это местечко казалось настоящим болотом – слишком ничтожным, чтобы тратить на него силы Легиона.
Фулгрим продолжал пристально глядеть на плавно поворачивающийся шар Призматики V, словно завороженный суровой красотой ее сверкающей поверхности. Его губы беззвучно шевелились, он улыбался, как будто в самое подходящее время услышал удачную шутку или изящную остроту от невидимого собеседника.
В мозгу Люция промелькнула мысль, но он оставил ее при себе, понимая, что неразумно было бы сообщать о ней всем остальным. Похоже, та же идея пришла в голову Эйдолону, но у Лорда-командира не хватило здравого смысла, чтобы держать рот на замке.
- Мой господин, я не вполне понял, - начал Эйдолон. – С какой целью мы должны высадиться здесь?
Фулгрим развернулся к Эйдолону, его спокойное бледное лицо внезапно исказилось гримасой бешенства. Пылая яростью, он одним широким шагом приблизился к Эйдолону, и Люций отступил назад, чтобы ураган гнева примарха не коснулся его. Фулгрим нанес Эйдолону внезапный молниеносный удар, который отбросил Лорда-командира назад, словно прихлопнутое насекомое. Он рухнул на груду обломков, оставшихся от разломанных скамей, которые раньше ярусами поднимались вдоль стен, на его кирасе сверху донизу зияла широкая трещина, гладкая кожа была забрызгана кровью.
- Ты смеешь задавать вопросы? – отрывисто бросил Фулгрим, возвышаясь над поверженным воином.
- Нет, мой повелитель, я только…
- Червь! – заорал Фулгрим. – Таково мое желание, и ты спрашиваешь, почему?!
- Я…
- Заткнись! – рявкнул Фулгрим, за горло поднимая с пола замершего от ужаса Эйдолона. Люций почувствовал удовлетворение и возбуждение, видя унижение Эйдолона. Он видел, как Фулгрим, придя в ярость, сломал литую шею божества ксеносов, и понимал, что Эйдолон точно не сможет ничего противопоставить такой силе.
Выражение ужаса на лице Лорда-командира было неподдельным, и Люций облизал губы, подумав о том, каково было бы ощутить эмоцию, столь чуждую Адептус Астартес – несомненно, это было бы изысканным переживанием.
- Я – ваш лорд и господин, а ты оскорбляешь меня? – задал вопрос Фулгрим, ярость на его лице сменилась выражением безграничного страдания. – Я принес вам войну - а чем ты отплатил мне? Вопросами и сомнением. Эта кампания не стОит твоих усилий? Может, ты слишком хорош, чтобы сражаться под моим командованием? Ты так думаешь?
- Нет! – жалобно взвыл Эйдолон. – Я… Я только хотел узнать…
- Узнать что? – резко вопросил Фулгрим; казалось, он забыл о своем страдании, его вновь охватила ярость. – Говори, падаль! Выкладывай!
Эйдолон задергался, удерживаемый железной хваткой Фулгрима, его лицо побагровело, сравнявшись цветом с доспехом примарха. Он ловил ртом воздух, даже его модифицированное тело не могло ничего поделать с силой примарха.
Между двумя судорожными попытками глотнуть воздуха, Эйдолон смог произнести:
- Разве мы не должны идти к Марсу? И разве это не заставит нас отложить встречу с флотом Воителя?
- Хорус – мой брат, а не господин, он не отдает мне приказов. – раздраженно бросил Фулгрим, словно Эйдолон произнес жуткое кощунство, упомянув имя Хоруса Луперкаля. – Кто он, чтобы приказывать мне? Я - Фулгрим! Я – Фениксиец, и не буду ни у кого на побегушках. Если Хорус считает, что просто может атаковать Терру как свихнувшийся от крови берсерк, - он просто глуп. В одиночку у него нет ни единого шанса против мира с лучшей защитой в галактике; чтобы взять такую цель, нужна тактика и хитрость. Понял?
- Да, гос-сподин… - прохрипел Эйдолон, но ярость Фулгрима еще не улеглась.
- Я знаю тебя, Эйдолон, даже не думай, что это не так. – произнес примарх, отшвырнув давящегося судорожным кашлем Лорда-командира и вновь повернувшись к изображению сверкающей планеты. – С твоего языка одинаково быстро слетают и язвительные шуточки, и другие слова, из тех, которые шепчут в темных углах, чтобы подорвать мою власть. Ты – червь в сердцевине яблока, а мне не нужен тот, кто, как я подозреваю, способен вонзить нож мне в спину.
Эйдолон почувствовал ужасную угрозу, скрытую в словах Фулгрима и рухнул на колени.
- Мой господин, прошу Вас! – умолял он. – Я верен! Я никогда не предам Вас!
- Предать меня? – повторил Фулгрим, молниеносно развернувшись и вынув из ножен мрачно сверкающий серый клинок Анатэма. – Ты посмел облечь в слова мысль о предательстве?! Здесь, среди тех, кто более других предан мне? Ты еще глупее, чем я думал.
- Нет! – завопил Эйдолон, но Люций уже видел, что он зря тратит силы.
К его чести, Эйдолон тоже понял это и потянулся к своему мечу – но Фулгрим уже был достаточно близко, чтобы нанести смертельный удар. Рукоять меча Эйдолона лишь слегка отошла от верха ножен, когда Анатэм рассек его шею, и его голова отправилась в короткий полет. Она с влажным шлепком приземлилась на терраццо пола и покатилась, остановившись около одной из урн с вином.
Глаза Лорда-командира моргнули в последний раз, губы разошлись, показывая выщербленные зубы, в выражении смертного ужаса, увидев которое Люций едва не рассмеялся. Фулгрим отвернулся от тела Эйдолона, рухнувшего на пол, и поднял отрубленную голову Лорда-командира. Кровь вязким потоком изливалась из обрубка шеи, и Фулгрим двинулся по кругу, позволяя каплям крови падать в открытые бочки с вином.
- Пейте, дети мои, - произнес он, словно ничего особенного не произошло. – Наполняйте кубки и пейте за великую победу, которую я дарую вам. Мы развяжем войну на Призматике и покажем Воителю, как нужно вести настоящую кампанию!
Дети Императора устремились вперед, каждый хотел первым испить дар примарха. Все еще держа в руке голову Эйдолона, Фулгрим поднялся на постамент и сел на трон, раскинув по сидению свой золотой плащ. Он смотрел вниз, на своих воинов, его пристальный взгляд казался одновременно всепрощающим и безжалостным.
Мысли Люция возвращались к приему, которым Фулгрим достал из ножен меч и снес голову Эйдолону. Опытным глазом мастера меча он анализировал каждое движение, совершенное телом примарха, выпад, поворот плеч, расположение бедер во время удара.
Одно движение перетекало в другое, подобное не удавалось никому и никогда. Безупречное тело примарха никогда не теряло равновесия, но Люций увидел нечто, что не смог бы заметить никто, кроме величайшего из живущих мастеров фехтования – и то, что он увидел, пронизало его изысканнейшей дрожью волнения и разочарования.
Это была невозможная мысль, кощунственная мысль – но Люций не мог удержаться, чтобы не довести ее до логического завершения.
«Я смог бы победить тебя», - думал Люций. – «Если бы мы дрались прямо сейчас, я убил бы тебя».
@темы: пафос, перевод, Их нравы, божественная теория
-
-
31.03.2013 в 23:34-
-
31.03.2013 в 23:38На варфордже переводят "Ангела Экстермината". Правда, это тоже уже про не-совсем-Фулгрима.
-
-
31.03.2013 в 23:43