Святый Боже... Яви милость, пошли смерть. Ну что тебе стОит? Не для себя ведь прошу!
Расколотое отражение. Глава IX
Они собрались в самой высокой точке «Гордости Императора», на наблюдательной палубе, с которой взорам смертных, нашедших в себе достаточно смелости, чтобы бороздить немыслимо-бескрайние просторы Вселенной, открывались великолепные галактические пейзажи. Братство Феникса не проводило собраний со времен Истваана, его члены были слишком заняты собственными наслаждениями, чтобы докучать себе делами других.
Нельзя сказать, что сейчас палуба для обозрений стояла без дела. Те, кто пристрастился к ядовитым галлюциногенным коктейлям – делу рук апотекария Фабия – достигали нирваны среди видов бесконечного космоса, и многие потворствовали недавно пробудившемуся в них чувственному голоду, устраивая искупительные сражения – настоящие пиры плоти и клинков. Палуба была усеяна лежащими телами и колючими грудами битых стекол; изредка тишину нарушал стон, неожиданно доносившийся из груды беспорядочно сваленного барахла и кожаных ремней.
Некогда это было место молчаливого созерцания, где воин, медитируя, мог размышлять о путях, которыми он может приблизиться к совершенству – сейчас оно превратилось в арену порока, безграничного ужаса и потворства любым желаниям, не ведающего никаких рамок морали. Никто больше не приходил сюда, чтобы стать лучше, а великие идеалы и споры о них, что не умолкая звучали здесь, теперь превратились в забытое эхо, о которых никто не вспоминал, и которые все старательно презирали. Если где-то на борту «Гордости Императора» было место, воплощавшее собой полную опустошенность и безысходность, царившие среди Детей Императора – оно было здесь.
Они приходили по одному или по двое, заинтригованные просьбой Люция собраться здесь, рассчитывая принять участие в действе, которое будет достаточно интересным, чтобы развлечь их на некоторое время. То, что он – никогда не проявлявший ни малейшего интереса к делам братства – попросил их собраться, уже само по себе было достаточной причиной, чтобы появиться здесь; и к тому времени, когда Люций решил начать разговор, перед ним стояло двенадцать воинов.
Это было даже больше, чем он рассчитывал.
Первый капитан Каэсорон пришел сюда, то же сделал и Марий Вайросеан, и – что было гораздо важнее в случае, если подозрения Люция подтвердятся – апотекарий Фабий. Калим, Даимон и Крисандр тоже были здесь, с ними Руэн из Двадцать первой. Кроме них были Хелитон и Абранкс, и еще несколько других, чьи имена Люций не давал себе труда запомнить. Все они смотрели на него с легкой усмешкой, их компания всегда относилась к нему с некоторым презрением. Люций всеми силами старался держать себя в руках.
- Зачем ты вызвал нас сюда? – требовательно вопросил Калим; его унылая физиономия была украшена вдетыми в кожу колечками и зазубренными крючками. – Теперь это братство мало что значит для нас.
- Мне нужно, чтоб вы кое-что услышали. – произнес Люций, пристально глядя на Первого капитана Каэсорона.
- Услышали что? – заорал Вайросеан, не различавший, насколько громко он говорит.
- Фулгрим – не тот, за кого себя выдает. – произнес Люций, понимая, что для начала нужно заинтересовать их. – Он самозванец.
Крисандр рассмеялся – так, что кожа у него на лице треснула от усилий. Остальные присоединились к нему, но гнев Люция ослаб, когда он обнаружил, что Каэсорон и Фабий одинаково прищурили глаза – им явно стало любопытно.
- Мне бы стоило убить тебя за такие слова. – проворчал Даимон, снимая с перевязи, висевшей у него через плечо, тяжелую булаву с навершием, утыканным шипами. Это было ужасное оружие, один его удар сокрушил бы любого противника, которому выпало несчастье оказаться на линии этого удара.
Руэн одним движением оказался позади Люция, и тот услышал шипящий свист, с которым покинул ножны его кинжал. Он ощутил острый горьковатый запах яда, покрывавшего клинок, и облизнул губы.
- Знаю, это звучит абсурдно, - продолжал Люций. Сейчас его жизнь висела на волоске. Одно дело – разобраться с несколькими Гвардейцами Феникса, и совсем другое – отправить на тот свет двенадцать капитанов Легиона. Он ухмыльнулся от мысли о таком поединке, даже понимая, что у него не будет шансов выйти из него живым.
- Дайте ему сказать, - свистящим шепотом произнес Фабий. – Я бы послушал, что расскажет мечник. Мне любопытно, с чего ему пришла такая мысль.
- И то, пусть щенок выскажется, - заметил Каэсорон, становясь рядом с Даимоном.
Марий Вайросеан взял его на прицел своей звуковой пушки; когда он ударил своими покрытыми шрамами пальцами по кнопкам, задающим основную гармонию, скрытая в оружии разрушительная сила наполнила палубу звуком – костоломной басовой нотой.
Остальные члены братства растянулись в шеренгу, окружая его – и, хотя Люций полностью отдавал себе отчет о том, в какой смертельной опасности он находится, он ощутил себя восхитительно-живым. Крисандр высунул длинный, загнутый крючком язык, его глаза, стали непроницаемо-черными, как у примарха, когда он плавно вытянул длинный кинжал с красноватым лезвием из ножен, прорезанных в плоти его обнаженного бедра.
- Я заберу твою кожу, Люций, - произнес воин, слизывая с клинка запекшуюся кровь.
Калим размотал свернутый хлыст, который висел на отделанном бахромой поясе, стягивавшем его талию; по всей длине хлыст щетинился сверкающими клыками карнодона и заканчивался хитроумным усилителем боли. Абранкс вытянул из ножен за плечами два меча, а его побратим Хелитон ловким плавным движением натянул на руки перчатки-цестусы с острыми крючьями.
Они окружали его неуклонно-сужающимся кольцом, в подробностях рассказывая, что сделают с ним за то, что он заставил их впустую потратить драгоценное время. Каждый из капитанов старался превзойти других в описании этих ужасов, и Люций прилагал немыслимые усилия, чтобы пропускать эти замечания мимо ушей.
- Ну говори, Люций. – произнес Каэсорон. – Объясни, как ему удалось всех нас обмануть.
Люций пристально посмотрел в глаза Каэсорона, выдержав его мертвый взгляд, и в нем затеплилась надежда, что в лице Первого капитана он может обрести союзника.
- Я не смогу, - признал Люций. – Ведь так?
- Ты полный идиот, если считаешь, что я не убью тебя, мечник, - ответил Каэсорон.
- Я знаю, что Вы можете убить меня, Первый капитан, но речь не об этом.
- Тогда о чем? – рявкнул Калим, щелкнув хлыстом и оставив на плитах, покрывавших палубу, кроваво-красную борозду.
Люций вглядывался в лица вокруг себя. Некоторые выглядели так же, как до Истваана – совершенными и аристократическими, но многие прятались за гротескными масками из плоти или бесполыми фарфоровыми шутовскими личинами. Еще большее число было изуродовано глубокими ранами, многочисленными ожогами, шрамами от воздействия химических веществ или всеми видами пирсинга.
- Ведь вы и без меня это знаете, не так ли, Первый капитан? – произнес Люций.
Каэсорон усмехнулся – нелегкое дело для человека, от собственного лица которого так мало осталось. Безумное ликование, которое Люций видел в его взоре, подтвердило подозрения, зародившиеся на Призматике.
Каэсорон действительно знал, что Фулгрим – не тот, за кого выдает себя, но один союзник среди этих воинов не поможет, если Люцию не удастся убедить всех остальных.
- Вы ведь тоже должны замечать это, братья, - настаивал Люций, а Даимон начал неторопливо раскручивать свою булаву, описывая ею неширокие дуги. – Фениксиец говорит – но это не его голос. Он рассказывает о славных битвах, но так, словно его там не было. Когда он вспоминает Лаэр и победы, которые одержал, - это звучит, словно он прочел о них в книге.
- Старые войны, - насмешливо фыркнул Руэн, пробуя на вкус отраву на своем клинке. – Войны, выигранные для другого. Что мне за дело, как он о них вспоминает?
- То, кем я был, уже забыто, - подхватил Хелитон. – Важно лишь то, кто я есть теперь.
- Дурной сон, от которого я пробудился, - добавил Абранкс. – И, если примарх тоже забыл все это – тем лучше.
Люций вытащил меч, видя, как кольцо воинов постепенно сжимается вокруг него. Хелитон выбросил вперед ошипованный кулак, целясь в его плечо. Действие, почти не причинившее боли и едва ли достаточное, чтобы заставить его ответить. Люций сдержал свой природный инстинкт, требовавший вырезать ублюдку сердце. Хлыст Калима снова щелкнул, и Люций скривился когда на его плече появилась багровая линия, а в доспехе остался торчать застрявший клык.
Кинжал Руэна лизнул рану, оставленную хлыстом Калима, и плечо Люция охватил спазм, он чувствовал, как яд омыл огнем его нервы. Он пошатнулся, перед его глазами заплясали мучительно-яркие цветные искры.
- Я видел портрет в Ла Фенис, - процедил он сквозь стиснутые зубы. – Это он. Это он до резни.
Он почувствовал краткую паузу в убийственном внимании, которое оказывали ему капитаны, и позволил словам литься не переставая, захлестывая противников потоком фанатичной уверенности, убеждая их в своей правоте.
- Вы все видели его, во всей его славе, - заговорил он. – Это был Фулгрим, каким ему суждено было стать, сияющее воплощение совершенства. Хвала его неземной красоте. Этот портрет показывал все, к чему мы стремились, он был видением, перед которым мы не могли не преклоняться. В нем было все, что мы вкладывали в понятие красота, истинное наслаждение и радость. Я видел все это, но теперь этот образ исчез. Они словно поменялись местами, как близнецы, одного из которых заменила другим какая-то злая сила.
- Но, если мы подчиняемся не Фениксийцу – кто командует нами со времен битвы в черных песках? – вопросил Калим.
- Точно не знаю, - ответил Люций. – Я не понимаю всего, но та сила, что мы видели во время Маравильи… Я видел, как она овладевала плотью смертной певицы и изменила ее, переплавила, словно воск у огня. Вы все тоже видели это. Могущество, которое являет Фулгрим, превращает плоть в мягкую глину, и кто знает, где предел этого могущества? На Истваане к нам присоединилось нечто чуждое – и у него достаточно силы, чтобы подчинить разум примарха.
- Лорд Фулгрим называл таких сущностей демонами, - подал голос Марий Вайросеан. – Старинное слово, но подходящее. Они кричат в ночи, когда мы путешествуем среди звезд, они скребутся в борта корабля, принося кошмары и темные обещания. Они исполняют великолепную музыку в моей голове.
Люций кивнул.
- Да. – просто сказал он. – Это и есть демон. В Ла Фенис мы все видели, на что они способны. Силу, которой они владеют. Теперь такая сила есть и у Лорда Фулгрима. Я видел, как на Призматике он навел порчу на боевую машину Механикума. Ее щиты отключились, и, без единого прикосновения, он заставил все живое, что было внутри, расти и мутировать, превращаясь в настоящую бурю плоти, которая разнесла машину изнутри. Лорд Фулгрим был могущественен, но даже он не обладал силой, чтобы сделать такое. Такая сила была разве что у Красного Короля.
- Лорд Фулгрим не колдун! – истерически выкрикнул Абранкс и сделал выпад, направляя на Люция свои мечи. Люций отразил неуклюжую атаку, а ответный удар наградил Абранкса за труды аккуратным шрамом на щеке.
- Я не говорю, что он был колдуном, - произнес Люций, наклоняясь и принимая оборонительную стойку. – Слушайте, мы все знаем, что Воитель имел дело с этими существами, но это переходит все границы.
Каэсорон отодвинул в сторону остальных капитанов и схватил Люция за края кирасы.
- Ты считаешь, Хорус Луперкаль подчинился им? – бросил он.
- Не знаю. Может быть. – ответил Люций. – Или, возможно, Фулгрим зашел дальше, чем мог подумать любой из нас.
Каэсорон взглянул на Фабия, невозмутимо наблюдавшего за разыгравшейся драмой. Первый капитан вынул изогнутый нож, отлично подходивший, чтобы выпускать кишки противникам, и приставил острие к артерии, которая пульсировала на шее Люция. Почуяв кровопролитие Даимон переместил руки по рукояти булавы, перехватив ее для сокрушающего удара.
- Что скажешь, Фабий? – с нажимом спросил Каэсорон – Слова мечника заслуживают доверия, или мне убить его прямо сейчас?
Фабий провел рукой по своим тонким белым волосам; тонкие, острые черты его лица производили обманчивое впечатление, отвлекая внимание от силы, скрытой в его теле. Шипящая, щелкающая хирургическая машина, припавшая к его спине, словно огромный паразит, потянулась над его плечом и нежно огладила щеку Люция узким острым лезвием. Люций почувствовал легкое, как перышко, прикосновение; клинок был таким острым, что он понял, что лезвие порезало его, лишь почувствовав кровь на губах.
В темных глазах апотекария зажегся огонек – он явно забавлялся тем, что видел; потом он задумчиво кивнул, словно прикидывая исход поединка между одинаково сильными противниками.
- Я тоже видел кое-что, давшее мне основание задуматься, во что превратился наш любимый примарх, - произнес Фабий, его голос, словно высушенный ветрами пустыни, сейчас походил на шуршание, которое издает кожа змеи, ползущей по песку.
- Что именно? – поинтересовался Каэсорон.
- Изменение состава его крови и плоти. – ответил Фабий – Словно в молекулярной структуре начали пропадать связи, которые соединяют воедино ее составные части.
- В чем может быть причина таких изменений?
Фабий пожал плечами.
- В этом мире – ничего. – произнес он с жутковатой хищной улыбкой. – Понимаете, это совершенно из ряда вон выходящее явление. Все выглядит так, словно его тело готовится к какому-то большому усовершенствованию, это удивительное разрушение излишне-жесткой структуры – кажется, его плоть изменяется, превращаясь во что-то необычное и удивительное.
- А у тебя никогда не было желания рассказать об этом? – поинтересовался Люций, отчетливо ощущая приставленное к горлу лезвие. Когда он заговорил, тонкое мономолекулярное острие проткнуло его кожу.
- Слишком рано говорить, - бросил Фабий. – Я не могу останавливать мои наблюдения – так же, как ты не можешь остановиться на середине поединка.
- То есть, ты ему веришь? – спросил Марий Вайросеан; даже растянутое лицо не помогало скрыть отвращения, охватившего его при мысли о том, что тело его повелителя похищено и занято кем-то другим. Марий всегда был верным псом примарха, без единого вопроса выполнявшим его приказы и никогда не позволявшим себе сомнений относительно выбранного им пути.
- Именно так, Вайросеан. – промолвил Фабий. – Мои исследования еще не завершены, но я верю, что некая сущность поселилась в теле Фениксийца и готовится превратить его в нечто совершенно новое.
Люций ощутил мрачное удовлетворение от доказательства его правоты, когда Первый капитан убрал нож от его горла. Стоящие кругом капитаны прервали свой пугающий танец, потрясенные и подавленные тем, что безумные россказни мечника нашли подтверждение в исследованиях такой важной персоны, как Фабий.
Каэсорон поставил его на палубу и освободил от своей железной хватки.
Люций угрюмо забавлялся тем, что их глубокая преданность Фулгриму, похоже, превратила их в предателей и подтолкнула к этому бунту. Слепое, нерассуждающее преклонение перед высшим, выдающимся существом, призвало на их головы проклятия всего Империума. делало их предателями в глазах Империума. И все они осознавали иронию такого положения вещей.
- Сколько времени остается до этой трансформации? – спросил Каэсорон.
Фабий покачал головой.
- Невозможно сказать точно, но я полагаю, что эта стадия развития, когда новая сущность находится в состоянии куколки, будет очень короткой. Более того, физические изменения, возможно, уже начались. Возможно уже слишком поздно пытаться прекратить их.
- Но может быть и нет? – заметил Люций.
- Не могу сказать ничего определенного. – признался Фабий.
- Значит, мы должны попытаться, – твердо произнес Первый капитан. – Если Фулгрим больше не хозяин собственного тела, мы должны вернуть его обратно. Мы – его сыны, и, что бы ни захватило его тело, оно должно быть поймано и выброшено вон. Лорд Фулгрим – наш генетический отец, и я не буду выполнять приказы, полученные от кого-то, кроме него.
Лихорадочное возбуждение охватило собравшихся капитанов, и у Люция вырвался судорожный вздох облегчения. Он убедил всех в своей правоте, заставил разделить его подозрения – и смог сохранить кровь в жилах и голову на плечах.
- У меня вопрос по делу… - произнес Люций. – Как мы собираемся захватить примарха?
Они собрались в самой высокой точке «Гордости Императора», на наблюдательной палубе, с которой взорам смертных, нашедших в себе достаточно смелости, чтобы бороздить немыслимо-бескрайние просторы Вселенной, открывались великолепные галактические пейзажи. Братство Феникса не проводило собраний со времен Истваана, его члены были слишком заняты собственными наслаждениями, чтобы докучать себе делами других.
Нельзя сказать, что сейчас палуба для обозрений стояла без дела. Те, кто пристрастился к ядовитым галлюциногенным коктейлям – делу рук апотекария Фабия – достигали нирваны среди видов бесконечного космоса, и многие потворствовали недавно пробудившемуся в них чувственному голоду, устраивая искупительные сражения – настоящие пиры плоти и клинков. Палуба была усеяна лежащими телами и колючими грудами битых стекол; изредка тишину нарушал стон, неожиданно доносившийся из груды беспорядочно сваленного барахла и кожаных ремней.
Некогда это было место молчаливого созерцания, где воин, медитируя, мог размышлять о путях, которыми он может приблизиться к совершенству – сейчас оно превратилось в арену порока, безграничного ужаса и потворства любым желаниям, не ведающего никаких рамок морали. Никто больше не приходил сюда, чтобы стать лучше, а великие идеалы и споры о них, что не умолкая звучали здесь, теперь превратились в забытое эхо, о которых никто не вспоминал, и которые все старательно презирали. Если где-то на борту «Гордости Императора» было место, воплощавшее собой полную опустошенность и безысходность, царившие среди Детей Императора – оно было здесь.
Они приходили по одному или по двое, заинтригованные просьбой Люция собраться здесь, рассчитывая принять участие в действе, которое будет достаточно интересным, чтобы развлечь их на некоторое время. То, что он – никогда не проявлявший ни малейшего интереса к делам братства – попросил их собраться, уже само по себе было достаточной причиной, чтобы появиться здесь; и к тому времени, когда Люций решил начать разговор, перед ним стояло двенадцать воинов.
Это было даже больше, чем он рассчитывал.
Первый капитан Каэсорон пришел сюда, то же сделал и Марий Вайросеан, и – что было гораздо важнее в случае, если подозрения Люция подтвердятся – апотекарий Фабий. Калим, Даимон и Крисандр тоже были здесь, с ними Руэн из Двадцать первой. Кроме них были Хелитон и Абранкс, и еще несколько других, чьи имена Люций не давал себе труда запомнить. Все они смотрели на него с легкой усмешкой, их компания всегда относилась к нему с некоторым презрением. Люций всеми силами старался держать себя в руках.
- Зачем ты вызвал нас сюда? – требовательно вопросил Калим; его унылая физиономия была украшена вдетыми в кожу колечками и зазубренными крючками. – Теперь это братство мало что значит для нас.
- Мне нужно, чтоб вы кое-что услышали. – произнес Люций, пристально глядя на Первого капитана Каэсорона.
- Услышали что? – заорал Вайросеан, не различавший, насколько громко он говорит.
- Фулгрим – не тот, за кого себя выдает. – произнес Люций, понимая, что для начала нужно заинтересовать их. – Он самозванец.
Крисандр рассмеялся – так, что кожа у него на лице треснула от усилий. Остальные присоединились к нему, но гнев Люция ослаб, когда он обнаружил, что Каэсорон и Фабий одинаково прищурили глаза – им явно стало любопытно.
- Мне бы стоило убить тебя за такие слова. – проворчал Даимон, снимая с перевязи, висевшей у него через плечо, тяжелую булаву с навершием, утыканным шипами. Это было ужасное оружие, один его удар сокрушил бы любого противника, которому выпало несчастье оказаться на линии этого удара.
Руэн одним движением оказался позади Люция, и тот услышал шипящий свист, с которым покинул ножны его кинжал. Он ощутил острый горьковатый запах яда, покрывавшего клинок, и облизнул губы.
- Знаю, это звучит абсурдно, - продолжал Люций. Сейчас его жизнь висела на волоске. Одно дело – разобраться с несколькими Гвардейцами Феникса, и совсем другое – отправить на тот свет двенадцать капитанов Легиона. Он ухмыльнулся от мысли о таком поединке, даже понимая, что у него не будет шансов выйти из него живым.
- Дайте ему сказать, - свистящим шепотом произнес Фабий. – Я бы послушал, что расскажет мечник. Мне любопытно, с чего ему пришла такая мысль.
- И то, пусть щенок выскажется, - заметил Каэсорон, становясь рядом с Даимоном.
Марий Вайросеан взял его на прицел своей звуковой пушки; когда он ударил своими покрытыми шрамами пальцами по кнопкам, задающим основную гармонию, скрытая в оружии разрушительная сила наполнила палубу звуком – костоломной басовой нотой.
Остальные члены братства растянулись в шеренгу, окружая его – и, хотя Люций полностью отдавал себе отчет о том, в какой смертельной опасности он находится, он ощутил себя восхитительно-живым. Крисандр высунул длинный, загнутый крючком язык, его глаза, стали непроницаемо-черными, как у примарха, когда он плавно вытянул длинный кинжал с красноватым лезвием из ножен, прорезанных в плоти его обнаженного бедра.
- Я заберу твою кожу, Люций, - произнес воин, слизывая с клинка запекшуюся кровь.
Калим размотал свернутый хлыст, который висел на отделанном бахромой поясе, стягивавшем его талию; по всей длине хлыст щетинился сверкающими клыками карнодона и заканчивался хитроумным усилителем боли. Абранкс вытянул из ножен за плечами два меча, а его побратим Хелитон ловким плавным движением натянул на руки перчатки-цестусы с острыми крючьями.
Они окружали его неуклонно-сужающимся кольцом, в подробностях рассказывая, что сделают с ним за то, что он заставил их впустую потратить драгоценное время. Каждый из капитанов старался превзойти других в описании этих ужасов, и Люций прилагал немыслимые усилия, чтобы пропускать эти замечания мимо ушей.
- Ну говори, Люций. – произнес Каэсорон. – Объясни, как ему удалось всех нас обмануть.
Люций пристально посмотрел в глаза Каэсорона, выдержав его мертвый взгляд, и в нем затеплилась надежда, что в лице Первого капитана он может обрести союзника.
- Я не смогу, - признал Люций. – Ведь так?
- Ты полный идиот, если считаешь, что я не убью тебя, мечник, - ответил Каэсорон.
- Я знаю, что Вы можете убить меня, Первый капитан, но речь не об этом.
- Тогда о чем? – рявкнул Калим, щелкнув хлыстом и оставив на плитах, покрывавших палубу, кроваво-красную борозду.
Люций вглядывался в лица вокруг себя. Некоторые выглядели так же, как до Истваана – совершенными и аристократическими, но многие прятались за гротескными масками из плоти или бесполыми фарфоровыми шутовскими личинами. Еще большее число было изуродовано глубокими ранами, многочисленными ожогами, шрамами от воздействия химических веществ или всеми видами пирсинга.
- Ведь вы и без меня это знаете, не так ли, Первый капитан? – произнес Люций.
Каэсорон усмехнулся – нелегкое дело для человека, от собственного лица которого так мало осталось. Безумное ликование, которое Люций видел в его взоре, подтвердило подозрения, зародившиеся на Призматике.
Каэсорон действительно знал, что Фулгрим – не тот, за кого выдает себя, но один союзник среди этих воинов не поможет, если Люцию не удастся убедить всех остальных.
- Вы ведь тоже должны замечать это, братья, - настаивал Люций, а Даимон начал неторопливо раскручивать свою булаву, описывая ею неширокие дуги. – Фениксиец говорит – но это не его голос. Он рассказывает о славных битвах, но так, словно его там не было. Когда он вспоминает Лаэр и победы, которые одержал, - это звучит, словно он прочел о них в книге.
- Старые войны, - насмешливо фыркнул Руэн, пробуя на вкус отраву на своем клинке. – Войны, выигранные для другого. Что мне за дело, как он о них вспоминает?
- То, кем я был, уже забыто, - подхватил Хелитон. – Важно лишь то, кто я есть теперь.
- Дурной сон, от которого я пробудился, - добавил Абранкс. – И, если примарх тоже забыл все это – тем лучше.
Люций вытащил меч, видя, как кольцо воинов постепенно сжимается вокруг него. Хелитон выбросил вперед ошипованный кулак, целясь в его плечо. Действие, почти не причинившее боли и едва ли достаточное, чтобы заставить его ответить. Люций сдержал свой природный инстинкт, требовавший вырезать ублюдку сердце. Хлыст Калима снова щелкнул, и Люций скривился когда на его плече появилась багровая линия, а в доспехе остался торчать застрявший клык.
Кинжал Руэна лизнул рану, оставленную хлыстом Калима, и плечо Люция охватил спазм, он чувствовал, как яд омыл огнем его нервы. Он пошатнулся, перед его глазами заплясали мучительно-яркие цветные искры.
- Я видел портрет в Ла Фенис, - процедил он сквозь стиснутые зубы. – Это он. Это он до резни.
Он почувствовал краткую паузу в убийственном внимании, которое оказывали ему капитаны, и позволил словам литься не переставая, захлестывая противников потоком фанатичной уверенности, убеждая их в своей правоте.
- Вы все видели его, во всей его славе, - заговорил он. – Это был Фулгрим, каким ему суждено было стать, сияющее воплощение совершенства. Хвала его неземной красоте. Этот портрет показывал все, к чему мы стремились, он был видением, перед которым мы не могли не преклоняться. В нем было все, что мы вкладывали в понятие красота, истинное наслаждение и радость. Я видел все это, но теперь этот образ исчез. Они словно поменялись местами, как близнецы, одного из которых заменила другим какая-то злая сила.
- Но, если мы подчиняемся не Фениксийцу – кто командует нами со времен битвы в черных песках? – вопросил Калим.
- Точно не знаю, - ответил Люций. – Я не понимаю всего, но та сила, что мы видели во время Маравильи… Я видел, как она овладевала плотью смертной певицы и изменила ее, переплавила, словно воск у огня. Вы все тоже видели это. Могущество, которое являет Фулгрим, превращает плоть в мягкую глину, и кто знает, где предел этого могущества? На Истваане к нам присоединилось нечто чуждое – и у него достаточно силы, чтобы подчинить разум примарха.
- Лорд Фулгрим называл таких сущностей демонами, - подал голос Марий Вайросеан. – Старинное слово, но подходящее. Они кричат в ночи, когда мы путешествуем среди звезд, они скребутся в борта корабля, принося кошмары и темные обещания. Они исполняют великолепную музыку в моей голове.
Люций кивнул.
- Да. – просто сказал он. – Это и есть демон. В Ла Фенис мы все видели, на что они способны. Силу, которой они владеют. Теперь такая сила есть и у Лорда Фулгрима. Я видел, как на Призматике он навел порчу на боевую машину Механикума. Ее щиты отключились, и, без единого прикосновения, он заставил все живое, что было внутри, расти и мутировать, превращаясь в настоящую бурю плоти, которая разнесла машину изнутри. Лорд Фулгрим был могущественен, но даже он не обладал силой, чтобы сделать такое. Такая сила была разве что у Красного Короля.
- Лорд Фулгрим не колдун! – истерически выкрикнул Абранкс и сделал выпад, направляя на Люция свои мечи. Люций отразил неуклюжую атаку, а ответный удар наградил Абранкса за труды аккуратным шрамом на щеке.
- Я не говорю, что он был колдуном, - произнес Люций, наклоняясь и принимая оборонительную стойку. – Слушайте, мы все знаем, что Воитель имел дело с этими существами, но это переходит все границы.
Каэсорон отодвинул в сторону остальных капитанов и схватил Люция за края кирасы.
- Ты считаешь, Хорус Луперкаль подчинился им? – бросил он.
- Не знаю. Может быть. – ответил Люций. – Или, возможно, Фулгрим зашел дальше, чем мог подумать любой из нас.
Каэсорон взглянул на Фабия, невозмутимо наблюдавшего за разыгравшейся драмой. Первый капитан вынул изогнутый нож, отлично подходивший, чтобы выпускать кишки противникам, и приставил острие к артерии, которая пульсировала на шее Люция. Почуяв кровопролитие Даимон переместил руки по рукояти булавы, перехватив ее для сокрушающего удара.
- Что скажешь, Фабий? – с нажимом спросил Каэсорон – Слова мечника заслуживают доверия, или мне убить его прямо сейчас?
Фабий провел рукой по своим тонким белым волосам; тонкие, острые черты его лица производили обманчивое впечатление, отвлекая внимание от силы, скрытой в его теле. Шипящая, щелкающая хирургическая машина, припавшая к его спине, словно огромный паразит, потянулась над его плечом и нежно огладила щеку Люция узким острым лезвием. Люций почувствовал легкое, как перышко, прикосновение; клинок был таким острым, что он понял, что лезвие порезало его, лишь почувствовав кровь на губах.
В темных глазах апотекария зажегся огонек – он явно забавлялся тем, что видел; потом он задумчиво кивнул, словно прикидывая исход поединка между одинаково сильными противниками.
- Я тоже видел кое-что, давшее мне основание задуматься, во что превратился наш любимый примарх, - произнес Фабий, его голос, словно высушенный ветрами пустыни, сейчас походил на шуршание, которое издает кожа змеи, ползущей по песку.
- Что именно? – поинтересовался Каэсорон.
- Изменение состава его крови и плоти. – ответил Фабий – Словно в молекулярной структуре начали пропадать связи, которые соединяют воедино ее составные части.
- В чем может быть причина таких изменений?
Фабий пожал плечами.
- В этом мире – ничего. – произнес он с жутковатой хищной улыбкой. – Понимаете, это совершенно из ряда вон выходящее явление. Все выглядит так, словно его тело готовится к какому-то большому усовершенствованию, это удивительное разрушение излишне-жесткой структуры – кажется, его плоть изменяется, превращаясь во что-то необычное и удивительное.
- А у тебя никогда не было желания рассказать об этом? – поинтересовался Люций, отчетливо ощущая приставленное к горлу лезвие. Когда он заговорил, тонкое мономолекулярное острие проткнуло его кожу.
- Слишком рано говорить, - бросил Фабий. – Я не могу останавливать мои наблюдения – так же, как ты не можешь остановиться на середине поединка.
- То есть, ты ему веришь? – спросил Марий Вайросеан; даже растянутое лицо не помогало скрыть отвращения, охватившего его при мысли о том, что тело его повелителя похищено и занято кем-то другим. Марий всегда был верным псом примарха, без единого вопроса выполнявшим его приказы и никогда не позволявшим себе сомнений относительно выбранного им пути.
- Именно так, Вайросеан. – промолвил Фабий. – Мои исследования еще не завершены, но я верю, что некая сущность поселилась в теле Фениксийца и готовится превратить его в нечто совершенно новое.
Люций ощутил мрачное удовлетворение от доказательства его правоты, когда Первый капитан убрал нож от его горла. Стоящие кругом капитаны прервали свой пугающий танец, потрясенные и подавленные тем, что безумные россказни мечника нашли подтверждение в исследованиях такой важной персоны, как Фабий.
Каэсорон поставил его на палубу и освободил от своей железной хватки.
Люций угрюмо забавлялся тем, что их глубокая преданность Фулгриму, похоже, превратила их в предателей и подтолкнула к этому бунту. Слепое, нерассуждающее преклонение перед высшим, выдающимся существом, призвало на их головы проклятия всего Империума. делало их предателями в глазах Империума. И все они осознавали иронию такого положения вещей.
- Сколько времени остается до этой трансформации? – спросил Каэсорон.
Фабий покачал головой.
- Невозможно сказать точно, но я полагаю, что эта стадия развития, когда новая сущность находится в состоянии куколки, будет очень короткой. Более того, физические изменения, возможно, уже начались. Возможно уже слишком поздно пытаться прекратить их.
- Но может быть и нет? – заметил Люций.
- Не могу сказать ничего определенного. – признался Фабий.
- Значит, мы должны попытаться, – твердо произнес Первый капитан. – Если Фулгрим больше не хозяин собственного тела, мы должны вернуть его обратно. Мы – его сыны, и, что бы ни захватило его тело, оно должно быть поймано и выброшено вон. Лорд Фулгрим – наш генетический отец, и я не буду выполнять приказы, полученные от кого-то, кроме него.
Лихорадочное возбуждение охватило собравшихся капитанов, и у Люция вырвался судорожный вздох облегчения. Он убедил всех в своей правоте, заставил разделить его подозрения – и смог сохранить кровь в жилах и голову на плечах.
- У меня вопрос по делу… - произнес Люций. – Как мы собираемся захватить примарха?
@темы: пафос, перевод, Их нравы, божественная теория