"Коготь Хоруса" - глава 13

[Альре Сноу]

XIII
ЭЗЕКИЛЬ

В иной, прошедшей эпохе этот зал вмещал десять боевых Титанов Легио Мортис, а вместе с ними — горы контейнеров с боеприпасами, башни погрузочных мостков и ремонтных кранов, а также непостижимые устройства, необходимые Механикум для обслуживания богов-машин. Титаны исчезли отсюда, равно как и всякое напоминание о них, но огромный зал вовсе не пустовал. Частью надгробие, частью архив, частью музей — теперь этот ангар служил памятником скитаниям Абаддона по Оку и свидетельством работы его разума.

Я ощутил слабое благоговение Телемахона и неохотное восхищение Леора. Мое собственное удивление — я знал — было бы столь же явным, умей мои спутники заглядывать в мой разум так же, как я читал их мысли.

Никогда прежде я не видел ничего, подобного этому залу. Абаддон привел нас сюда после встречи в коридоре; обещание Леора забрать корабль его, похоже, ничуть не впечатлило.

Одну из стен украшали кости гигантского змееподобного создания — похоже, при жизни это чудовище могло проглотить Лэндрейдер, не жуя. Самые короткие клыки в его трехрогом черепе были длиной с цепной меч, самые длинные — в рост дредноута. На внешнем изгибе каждого зуба можно было заметить глубокую борозду, точно высеченную в кости. Кровостоки, чтобы вонзенные клыки не застревали в мясе жертвы. Я не хотел знать, на что охотились подобные твари, если им приходилось обескровливать добычу, а не глотать ее целиком.

Передние клыки черепа торчали неровными осколками, явно разбитые тяжелым ударом.

— Я повстречал его на Скориваэле, — пояснил Абаддон, заметив мой интерес. — Они живут на дне величайшего океана, в ульях из ядовитых кораллов.

— А разбитые клыки? — спросил я, все еще не отводя взгляд.

— Выбил силовым кулаком, — ответил он. — Оно пыталось меня сожрать.

Он двинулся через зал, не касаясь ничего, и мы последовали его примеру. Среди этого множества предметов порядок казался лишь мифом. Гниющие трупы самых разнообразных существ — больше, чем я успевал подсчитать, — свешивались с потолка на крюках; целые и разобранные скелеты были прикованы к стенам или попросту свалены в кучи среди хаоса. Свитки пергамента заполняли ящики доверху, сотни инфопланшетов мигали датчиками умирающих батарей. Дюжины механизмов громыхали и гудели, исполняя свои функции — на палубе, на стенах, на потолке.

Части механизмов и оружие были разбросаны по палубе в полнейшем беспорядке. То там, то здесь валялись захваченные комплекты силовой брони. В этом пиршестве награбленного можно было заметить цвета каждого легиона, включая дюжину кобальтовых доспехов Тысячи Сынов. Оружие, происходящее из сотен культур и эпох, покоилось на мраморных постаментах в мерцающем стазис-поле, или же оставлено было ржаветь и рассыпаться на палубе.

Подобрав золотую алебарду Императорских Кустодес, я повертел ее в руках.

— Она настроена на генетический код воина, который когда-то владел ей, — сказал Абаддон, — но я могу ее активировать, если хочешь.

Я уронил алебарду обратно на палубу, все еще поглощенный раскинувшимся передо мной зрелищем. Всё это выглядело так, будто шквал пронесся через военный музей. Сокровища из паломничества Абаддона по Оку... Целое состояние реликвий, сокровищ и культурных ценностей — и целая планета мусора и обломков, не имеющих на вид никакого значения.

Абаддон — с неожиданной вежливостью — указал одной из своих разномастных перчаток наверх. Сотни генераторов дребезжали где-то высоко над нами, привинченные к готическим сводам потолка.

— Узнаёте?

Я не узнал. Не сразу. Слишком ошеломляющим был этот зал. Стены по большей части превратились в кости, трансмутированные вместе с остальным кораблем, но балки из заржавленного железа и черной стали образовывали искусственный симбиоз с костяной архитектурой. Они поддерживали и усиливали арки сводов, обеспечивая фундамент для новых механизмов, закрепленных на палубе, потолке и стенах.

Я видел турбины реакторов, конденсаторы, и даже нечто, похожее на плазменнный генератор — хотя оно было слишком маленьким для настоящего. Три конструкции вдоль одной из стен несомненно были пыточными стендами, с кандалами и нейро-иглами. Казалось, механизмы не объединены ни формой, ни функциями — это собрание было столь эклектичным, что выглядело совершенно случайным.

Все они были связаны между собой проводами и покрыты наростами серых кристаллов. Каждая машина стояла во главе группы меньших механизмов, когитаторов, мониторов и генераторов. Вся левая стена была занята хирургическими столами и закрепленными на стене сервиторами, оснащенными инструментами для бионической аугментации и сопутствующей необходимой микрохирургии.

Я смотрел на всё это, на весь огромный зал, на сгрудившиеся механизмы. Но в первую очередь я прослеживал линии проводов, тянущихся между ними. Они образовывали очертания. Знакомые очертания.

Каждый механизм занимал позицию звезды. Если смотреть на них вместе, были видны... созвездия.

Скорпиос Вененум, отравитель. Фералео, великий зверь. Джейма и Инайя, Фрейлины Императора. А вот — Сагиттарус-Охотник и его одетая в юбку спутница, Ориенна-Охотница. Я мог лишь догадываться, какое астральное значение может обрести расположение машин, если использовать его в психических ритуалах. Абаддон создал узел энергий — во многих смыслах.

— Это ночное небо, — сказал я. — Это — звезды, что видны с поверхности Терры.

Ему понравился мой ответ — если можно было о чем-то судить по едва заметной усмешке. Но он не стал объяснять ничего больше.

— Не желаете ли выпить?

Откуда взялся этот обезоруживающий, непритязательный пилигрим? Где был яростный король-воин, командовавший элитными частями лучшего из легионов? Я не знал, что и думать. Его убежище было логовом безумного коллекционера, рабочим цехом профессионального технодесантника, уединенным пристанищем ученого, оружейной отчаявшегося солдата. Всё сразу — и ничего из этого. В своих одиноких странствиях он повидал больше, чем любой из нас, и всё это отражалось здесь, в этом алтаре воспоминаний.

Напиток, который он предложил нам, оказался прозрачным алкоголем, обжигающим нёбо. Буду снисходителен, если скажу, что он обладал химическим вкусом реакторного охладителя.

Из бочки, помеченной предупреждениями о токсичной кислоте, напиток был разлит в стаканы из тонкого белого металла. У меня появилось неуютное ощущение, что Абаддон действительно пытался быть гостеприимным. Телемахон отказался даже притрагиваться к жидкости. Я взял стакан из вежливости.

— Неплохо, — оценил Леор, отпив прозрачной жидкости. — Благодарю, капитан.

Я осторожно коснулся разумом мыслей Леора, не в силах сдержать любопытства — не притворялся ли он. Невероятно, но Пожиратель Миров говорил правду. Ему понравилось.

— Это адренохром, — сказал Абаддон, — собранный из надпочечных желез живых рабов и смешанный с несколькими искусственными компонентами, включая формулу, которую я получил в попытках синтезировать эктоплазму.

Я отвернулся от машин, изображающих фальшивые созвездия, и уставился на него.

— Ты пытался синтезировать Эфир? Искусственным путем воссоздать пятую стихию?

Он кивнул:

— С тех пор прошло некоторое время. Я прекратил эксперименты — они оказались совершенно тщетными.

— Ты... ты пытался получить чистую энергию варпа? Из химических элементов?

— Не просто химических элементов. Я использовал то, что ты назвал бы «сверхъестественными реагентами». Это, разумеется, всего лишь инертный результат. Побочный продукт, если угодно, далее отфильтрованный и смешанный с процентом алкоголя, который убил бы немодифицированного человека, — он замолчал и пристально посмотрел на меня. — Мне кажется, Хайон, ты не вполне понимаешь концепцию.

— Признаю, я испытываю некоторые трудности. Какие материалы ты использовал?

Он усмехнулся:

— Слезы девственниц. Кровь младенцев. Ты знаком с тайнами варпа, потому знаешь, как обстоят дела. Символизм — прежде всего.

Я снял шлем, не сводя взгляда с Абаддона; я не был уверен, что он говорил правду. В воздухе висел резкий запах окисляющейся бронзы.

— Забавно, — хмыкнул Леор, осушая свой стакан.

— О, я стараюсь. Также среди компонентов был яд одного из Нерожденных, проявившегося на корабле несколько лет назад, который беспокоил меня до тех пор, пока я не заманил его в заключение. Другие достойные упоминания ингредиенты включают тела нескольких псайкеров и Нерожденных, оставленных медленно разлагаться в охлажденных плазменных реакторах. Затем я отфильтровал получившуюся слизь через защищенные гексаграммами очистные установки.

Он говорил так, словно подробная алхимическая трансмутация была ежедневной рутиной. Существовала ли хоть одна область запретного знания, в которую он не заглянул в своем отшельничестве?

— Понятно, — пробомотал Леор. — Как познавательно.

— Сарказм не приличествует воину, Леорвин. Если мне было скучно заниматься этим, то слушать о процессе не менее скучно. По правде говоря, я давно уже оставил все эти эксперименты. Любопытство вынудило меня попробовать, но работа не принесла особого удовольствия. Большую часть времени я провел вне корабля, как вы можете догадаться.

Абаддон впервые обратил внимание на переплетенную в кожу колоду карт Таро, прикованную к моему поясу.

— Впечатляющий гримуар.

Слово «гримуар» использовали практики в Искусстве, более склонные к театральным эффектам, чем я, но я не стал его поправлять.

— Ты собираешься это пить? — спросил Леор. Я молча протянул ему стакан. — Пить надо, пока наливают, — упрекнул он меня.

В чем-то он был прав. О, какие битвы мы вели в Оке из-за такой простой и примитивной вещи, как жажда. Я провел целые годы жизни, утоляя жажду химикалиями, водой отравленных озер и даже кровью. Я убивал братьев и родичей за сотни прегрешений, но вы не можете даже представить, сколько их умерло от моего клинка в войнах за простую чистую воду.

— Да чтоб я ослеп, — прошептал Телемахон с другой стороны зала. — Коготь.

Мы подошли к нему — туда, где он стоял перед оружейной стойкой, запертой в мерцающе-белом стазис-поле. Массивный черный доспех Катафрактов невозможно было не узнать — черненый керамит, украшенный недремлющим оком Хоруса. Доспех предводителя Юстаэринцев. Абаддон в своей выцветшей от времени броне, собранной с останков всех Девяти легионов, почти ничем не напоминал того воина, которым был когда-то, штурмовавшего стены Императорского дворца в этом роскошном терминаторском доспехе. Выщербины от болтерных выстрелов и ударов клинков покрывали едва ли не каждый сантиметр керамита. Вне всяких сомнений, Абаддон — до своего паломничества — всегда был в самой гуще битвы.

Отделенный от брони, огромный силовой коготь покоился на собственном постаменте. Его пальцы заканчивались слегка изогнутыми серебристыми клинками, каждый — чудовищная коса. Вычурно украшенный двуствольный болтер, закрепленный на тыльной стороне перчатки, увеличивал вес оружия. Его порты подачи патронов были выкованы в форме раскрытых ртов жадных медных демонов. Черная поверхность когтя была исчерчена царапинами и выщербинами.

Коготь Хоруса. Заключенный в стазис, он выглядел почти обыденно. Смертоносный, жестокий, беспощадный — но всего лишь силовой коготь. Всего лишь оружие.

Телемахон вздрогнул от удовольствия — это была самая сильная эмоция, которую я улавливал от него после того, как переписал его разум. Я почувствовал, как он истекает слюной за своей погребальной маской.

Затем я понял, почему.

Кровь пятнала клинки Когтя — засохшие пятна крови, размазанные по блестящему металлу. Телемахон прижал ладонь к отталкивающей ауре стазис-поля, словно мог попросту продавить это поле и коснуться Когтя, который оно защищало.

Абаддон присоединился к нам, не сводя взгляд своих нечеловеческих глаз с укрытого щитом оружия. Для него оно несло меньше мистического значения, но куда больше воспоминаний. Он видел, как его отец-примарх владел Когтем в битве тысячи раз, и потому реликвия казалась ему привычной вещью; но именно он был тем, кто снял Коготь с остывающего трупа своего отца, когда на его клинках еще не высохла кровь... кровь самого...

Я тихо выдохнул, чувствуя туманное тепло стазис-поля у своего лица.

— Когда ты запер его в стазисе?

— Через несколько часов после того, как взял, — Абаддон тоже смотрел на Коготь, хотя я не мог сказать, какие эмоции скрывались за его золотыми глазами. — Я никогда не носил его в битве.

Он начал набирать код деактивации, отключающий облако стазиса. Я изо всех сил сжал его запястье — но поздно, слишком поздно. Защитное поле задрожало и исчезло.

У оружия есть душа. Механикум Марса всегда знали об этом: все их ритуалы, предназначенные для того, чтобы почтить и умилостивить машинных духов пушек, клинков и боевых механизмов. Но душа оружия также отражется в варпе. В момент, когда стазис-поле рухнуло и впустило Коготь обратно в реальность, дух оружия — сущность, полная невообразимой хищной жестокости, — впился в мой разум.

Коготь был слишком близко, и он источал угрозу — убийственную, оглушающую — всем своим существом: от смертоносных клинков до распахнутых болтерных дул, прилепившихся к нему, точно паразиты. Трупное зловоние, тяжелое и горячее, исходило от окровавленных клинков удушающей аурой. Засохшие темно-красные пятна на изогнутых лезвиях давили на глаза, точно густая, маслянистая жидкость. Тоскливый плач скорбящего отца и умирающего бога громовым ревом звучал в ушах, ввинчиваясь в череп. Каждая царапина, каждая выщербина и вмятина на этом оружии были получены на полях сражений, где брат шел против брата.

Я отступил на полдюжины шагов, прежде чем успел понять, что двигаюсь, прижимая ладонь к голове, чтобы унять удары боли, пульсирующие в моем мозгу. Перед глазами всё плыло, очертания расплывались до неразлимости.. Я задыхался от тяжелого запаха генетически очищенной крови. Ее вкус затопил мой рот. Мой топор зазвенел, упав на палубу — а я даже не помнил, когда достал его.

— Ну надо же, — голос Абаддона донесся до меня откуда-то издалека. — До чего же ты чувствительное создание, Хайон. Куда более восприимчив, чем мне казалось.

Пощада пришла, пусть и не быстро. Давление на мое шестое чувство отступило, неохотно откатываясь назад, точно океанская волна. Я втянул воздух в легкие, ощущая, как они разворачиваются в груди. Воздух всё еще хранил запах сверхчеловеческой смерти, но он больше не оказывал меня столь разрушительного действия.

Сколько раз за грядущие годы нам предстояло сходиться в бою с Кровавыми Ангелами и их орденами-последователями, и неизменно потомки Сангвиния испытывали свое собственное безумие при виде оружия, что искалечило Императора и убило их отца-примарха. Полагаю, я ощутил отголосок их боли в ту ночь на борту «Мстительного духа».

Я поднялся с колена, вытер бронированной перчаткой кровь, натекшую из носа и рта. На темно-синем металле кровь казалась черной.

Стазис-поле всё еще было опущено. Присутствие Когтя еще давило на мой разум, но теперь это был лишь шепот, а не бурлящая волна. Мои братья смотрели на меня с различной степенью понимания.

— Это было... неприятно, — признал я.

Они тоже отреагировали на Коготь, хотя и не так сильно. Я чувствовал подводное течение восхищенного отвращения Телемахона от запаха окровавленных клинков, равно как и тусклый огонь разума Леора, полного механизмов и боли.

Абаддон восстановил поле, вновь введя код. Все неприятные ощущения тотчас же пропали, стоило оружию опять оказаться вне хода времени.

— Возможно, неприятно, но очень познавательно, — наконец ответил Абаддон. Он подошел к верстаку, куда бесцеремонно бросил свой болтер — металл громко лязгнул о металл. — Итак. Леорвин говорил, что вы пришли забрать мой корабль? Прошу, продолжайте.

Для лжи было уже поздно. К тому же я подозревал, что он распознает любой обман, какими бы словами я ни старался его скрыть.

— Эта мысль приходила нам в головы, — ответил я.

Абаддон трижды постучал по нагруднику напротив сердца — формальный жест честности, принятый среди многих Сынов Хоруса, родившихся на Хтонии.

— Не пытайтесь это сделать, иначе я буду вынужден убить вас. Ты слишком мне нужен, чтобы позволить тебе умереть, брат мой, — он сделал паузу и снова обратил свой золотистый взгляд на меня. — Как поживает твоя сестра, Хайон?

Я следовал за игрой его слов, не вникая в смысл. Он знал, что мы придем сюда, и он знал, кто мы такие. Он знал, что я собирался присвоить «Мстительный дух». Теперь он утверждал, что я нужен ему — хотя я не мог угадать, для чего, — но когда он упомянул мою сестру, я непроизвольно стиснул зубы. Смертельные молнии зазмеились вокруг моих пальцев, вызванные к жизни вспышкой гнева.

— Что-то не так, Хайон? — глаза Абаддона мерцали золотом и знанием.

— Ты не заберешь ее у меня.

Выделяющиеся вены на его щеках и шее словно бы наполнились жидкостью темнее, чем кровь — на несколько ударов сердца. Я почти ничего не мог прочесть в его непроницаемом разуме, укрытом внешним спокойствием, точно щитом, но я ощущал подобный лаве поток в его сердце, за фасадом искренней улыбки.

— Я спросил, всё ли с ней хорошо. Это вряд ли можно расценить как угрозу забрать ее у тебя.

Леор и Телемахон уставились на меня.

— Твоя сестра? — переспросил Пожиратель Миров.

Абаддон ответил вместо меня:

— Анамнезис. Прошу прощения, я полагал,что это общеизвестно.

Леор раскрыл рот от удивления.

— Вот эта несчастная, плавающая в амниотической жидкости, там, в Ядре... Это — твоя сестра?

У меня не было ни малейшего желания обсуждать это, тем более — сейчас и здесь. Но Леор не собирался воспринимать мое молчание как намек.

— Как ты вообще мог позволить Механикум сделать такое с твоей собственной родней?

— У меня не было выбора. — Я обернулся к Леору, заставляя ветвящиеся молнии раствориться в затхлом воздухе. Мне следовало соблюдать осторожность — любой признак агрессии мог спровоцировать Гвозди. — Она была заражена одним из психических хищников нашего мира. Оно отложило яйца в ее мозг, и личинки пожрали половину ее разума, прежде чем их смогли извлечь. Она могла стать Анамнезис — или жить в вечных мучениях, остаться лишь оболочкой той женщины, которой была прежде.

Рассказывая об этом, я снова вспомнил всё. Ночи, проведенные у ее постели, когда она утратила власть над собственным телом. Бесконечные причитания наших родителей, обвинявших хирургов за плохую работу и меня за то, что вернулся в Тизку слишком поздно. Долгие сканирования сознания Итзары, в попытках отыскать хотя бы что-то, не затронутое прожорливыми созданиями и последовавшей операцией.

Я отдал свою младшую сестру в форпост Механикум на Просперо, зная, что в их экспериментах требовался живой пси-активный человек для преображения в Анамнезис. Я знал, что это рискованно и что все предыдущие попытки создать искусственное гештальт-сознание провалились. Но это стоило риска, и я сделал бы это снова. Это был единственный выбор, который стоило сделать.

Леор и Телемахон теперь смотрели на меня по-новому. Абаддон смотрел так, словно он мог видеть и слышать всё, о чем я думал.

Он коснулся кончиками пальцев брони напротив сердца — три раза.

— Прости меня, брат. Эта рана — свежее, чем я предполагал. Я ничем не хотел обидеть или оскорбить тебя.

Я заставил себя разжать зубы, но напряжение никуда не исчезло.

— Всё в порядке, — солгал я. — Я очень... забочусь о ней.

— Твоя верность делает тебе честь, — заметил Абаддон. — Это одна из причин, по которой я призвал вас.

— Призвал нас? — Леор понял это в ту же секунду, что и я. — Саргон... Несущий Слово был вовсе не пророком. Ты послал его к Фальку, чтобы заманить нас сюда.

Абаддон развел руками и изысканно поклонился. Сервомоторы его потрепанной брони взвыли от движения.

— Он, вне всяких сомнений, пророк, но да — он был приманкой. Это сложно назвать мастерской манипуляцией. Вы — не единственные, кого я позвал, но вам принадлежит честь оказаться первыми. Я полагался на отчаяние Фалька и его желание отомстить за поруганное наследство легиона. Я полагался на жажду Ашур-Кая, стремящегося к любым крупицам превидения. Я полагался на желание Телемахона столкнуться с Хайоном. Я полагался на сочувствие Хайона к уничтоженному легиону и на его верность Фальку, равно как и на его убеждение, что он сможет захватить «Мстительный дух», установив свою сестру в качестве его машинного духа. Что же до тебя, Огненный Кулак, я полагался на твое желание отыскать нечто большее, чем жизнь обезумевшего от крови разбойника, и на твое стремление найти цель в жизни. Коротко говоря, я полагался на воинов, которые хотели бы быть большим, чем всего лишь наследие своих побежденных легионов. Всё сошлось с легкостью. Саргон был только первым дуновением ветра, разбудившим вихрь.

Леор нахмурился, искривив изборожденное шрамами лицо. Я решил, что он собирается спрашивать дальше, но вместо этого он проворчал:

— Не называй меня Огненным Кулаком.

Легионер Сынов Хоруса засмеялся в ответ, отбрасывая пряди грязных волос с бледного лица.

— Хорошо, брат мой. Как скажешь.

Пока мы продолжал беседовать, Леор расхаживал по залу, изучая машины и пытаясь разгадать назначение каждого устройства. Дольше всего его взгляд задерживался на оружии.

— Не трогай это, — в какой-то момент предупредил Абаддон. Леор положил на место многоствольный пулемет; его вращающиеся стволы с гудением остановились.

Я наконец озвучил вопрос, который воины Девяти Легионов задавали бесконечно долго.

— Почему ты оставил свой легион?

Абаддон отвернулся и принялся перебирать болтер на верстаке, смазывая механизмы и окуная отсоединенные части в чистящий раствор.

— Война Хоруса закончилась. Та война имела значение; эта — нет. Когда настоящее противостояние обратилось в пепел — зачем мне было заботиться о бессмысленных и бесконечных стычках между Девятью Легионами?

Моя кровь кипела, и не только из-за воздействия Когтя. Знания Абаддона обо мне и моих братьях — так легко им полученные и неисчерпаемые — ничуть не добавляли мне доверия, а его легкомысленное отрицание жизней, потерянных в Оке с начала Войн Легионов, заставляло меня чувствовать горечь во рту.

— Хочешь что-то сказать, Хайон? — мне не показалось — я различил вызов в его голосе.

— Третий и Двенадцатый потеряли больше воинов от клинков друг друга, чем успели потерять в восстании Хоруса. Ариман уничтожил Пятнадцатый. Немногие способны хотя бы договориться с проклятым Четырнадцатым с тех пор, как они пали перед Богом Жизни и Смерти. Восьмой существует в лучшем случае разрозненными частями, а Четвертый правит своими изолированными крепостями, выходя из них лишь для торговли и набегов во главе орд демонических машин. Что до Двадцатого, никто не может говорить с уверенностью, но...

— Они здесь, — прервал Абаддон с улыбкой. — Поверь моему слову.

— Как ты можешь оставаться в неведении? — мой голос стал жестче, когда я перечислял судьбы легионов, чтобы открыть Абаддону глаза на войну, которую он отринул. — Твой легион мертв, — с нажимом произнес я. — Ты оставил их на смерть.

Он обернулся ко мне, продолжая перебирать болтер не глядя. По его глазам я понял, что мне не только не удалось его убедить — я сказал в точности то, что он рассчитывал услышать.

— Какие резкие слова, тизканец. Но насколько верен ты своей собственной крови? Как часто ты возвращаешься на тот измученный призраками мир, где Магнус Одноглазый рыдает на вершине Башни Циклопа?

Молчание ответило за меня. Золотые глаза Абаддона вспыхнули внутренним светом.

— Войны Легионов никогда не закончатся, Хайон. Они — неотъемлемая часть жизни здесь, в аду, и они никогда, никогда не закончатся. Более того, они — жестокая неизбежность для тех, кто оказался слишком гордым и слишком гневным, чтобы принять свое прошлое поражение. Но это — не мои битвы. Проливать кровь ради рабов и территории? Я — не варвар, чтобы сражаться за повседневную ничтожность. Я — солдат. Воин. Если Легионы желают грабить охотничьи угодья друг друга ради объедков со стола и похищать свои игрушки — пусть их. Я не вижу необходимости избавлять их от этой мелочной судьбы. Их выбор — сражаться и умирать в бессмысленной войне.

На этот раз заговорил Телемахон. Он был единственным из нас, кто сражался рядом с Абаддоном больше одного раза во время Великого Крестового похода.

— Ты изменился, — сказал он мягким голосом, подходящим к серебряному спокойствию его маски.

Абаддон кивнул.

— Я ступал по поверхности каждого из миров в этой тюрьме перед вратами ада. Я должен был — чтобы постичь границы этой области, увидеть ее секреты. — Он снова повернулся к болтеру, теперь собирая его обратно. — Старые обиды и старые клятвы больше не интересуют меня. Хотим мы того или нет, это — новая эра.

Я выдохнул, только сейчас осознав, что задерживал дыхание. Последняя попытка.

— И это всё, что ты можешь сказать — что ты лучше и умнее всех нас, по-прежнему застрявших в Войнах Легионов? Твоя генетическая линия почти угасла, Абаддон.

Мои доводы лишь забавляли его.

— Прислушайся к себе, брат. Ты всё споришь и споришь, словно бы сам неповинен в тех же грехах, что возлагаешь на меня. В самом ли деле ты стоишь передо мной и ругаешь мои решения потому, что несогласен с ними — или же потому, что ты здесь в качестве защитника Фалька?

Леор отрывисто рассмеялся рядом со мной. Я чувствовал, как Телемахон улыбнулся под своим шлемом.

— Ты недооцениваешь серьезность ситуации, — сказал я. — Луперкалиос уничтожен, стерт с лица мироздания.

— Я более чем осведомлен о том, что случилось при Монументе.

Несколько мгновений я не знал, что сказать.

— Не понимаю, как ты можешь относиться к этому так спокойно.

— Должен ли я кричать в ярости, точно дитя? — возразил Абаддон. — Гнев — это оружие, брат мой. Клинок, обнажаемый в битве. За пределами поля боя он лишь туманит рассудок. Почему я должен оплакивать легион, который по своей воле оставил позади? Я — больше не один из них.

Я с трудом мог поверить, что слышу эти слова от бывшего Первого капитана Сынов Хоруса. Абаддон счел мое молчание капитуляцией и продолжил еще настойчивей.

— Ответь мне, Хайон — разве ты по-прежнему легионер Тысячи Сынов? Леорвин, разве ты всё еще Пожиратель Миров? Телемахон, чье имя легиона звучит бессмысленней всех, остаешься ли ты одним из Детей Императора? Император и его потерпевшие неудачу сыновья дали вашим легионам эти имена. Звучат ли они по-прежнему так же гордо в ваших сердцах и душах? Остаетесь ли вы сыновьями своих отцов, почитая их и вопрощая их ошибки? Саргон прозревал пути будущего и сказал мне, что в каждом из вас есть больше, чем только зов бесполезного кровного наследия. Разве он ошибся?

Его требовательные обвинения отрезвили нас всех. Вновь повисло молчание; когда хочешь задать тысячу вопросов, становится сложно решить, с какого же начать. Абаддон не обращал на нас внимания, вырезая хтонийские руны на патронах для своего болтера.

Леор продолжал бродить по залу, разглядывая биологические компоненты, который Абаддон хранил в различных жидкостях. Глаза, сердца, легкие. Одни Боги знали, где он добыл их; большинство не имели человеческого происхождения, а сохранение органов Нерожденных требовало особого рода терпения в алхимических опытах. По этому мемориальному залу можно было блуждать неделями и не увидеть и половины его чудес.

Вернувшись, Леор осушил еще один стакан пойла, предложенного нашим гостеприимным хозяином. Его темное лицо расплылось в улыбке.

— Я не силен в черной магии, но не входит ли колдовство в те вещи, которые ты изучал?

С тихим гулом сервомоторов Абаддон повернул голову, снова взглянув на нас.

— Я долго пребывал в одиночестве и, вероятно, упускаю тонкости твоего чувства юмора — могу лишь извиниться, брат. Что ты имеешь в виду?

— Он имеет в виду сомнус-зов, — сказал я. — Где твой астропат?

— А, вот что. У меня нет астропата. У меня есть мозги трех астропатов, плавающие в амниотической жидкости и подключенные к пси-резонирующим кристаллам, растущим на корабле. Ты разглядывал их несколько минут назад, Леорвин.

Он указал на собрание органов и изломанных кристаллов в прозрачном цилиндре, полном вязкой серой жидкости.

— Это — маяк, который я использовал, чтобы найти обратный путь, когда возвращался из странствий. Один из мозгов принадлежал эльдарской жрице. Она достойно сопротивлялась, должен вам сказать. Впрочем, это Саргон занимается системами жизнеобеспечения. Я так и не научился разбираться в них как следует.

— Саргон мертв, — сказал Леор. — Он погиб месяцы назад, когда Дети Императора атаковали наш флот.

Абаддон вернулся к своей гравировке.

— Сомневаюсь. Я говорил с ним всего три дня назад. Он в Хранилищах, в нескольких дюжинах палуб внизу. Он уходит туда для медитаций.

Итак, Саргон был жив, и сыграл центральную роль в том, чтобы заманить нас к Абаддону. Еще один вопрос, ответ на который я получил прежде, чем успел задать его. Как именно Саргону удалось сбежать — это я собирался извлечь силой из разума Несущего Слово, если будет необходимо; но сейчас меня волновало нечто более важное.

— Не замечали ли твои серво-черепа здесь волка?

Абаддон поднял перечеркнутую шрамами бровь:

— Одного из воинов Русса? Или ты имеешь в виду Kanis lupis, животное со Старой Земли?

— Последнее. Одна из Нерожденных, принявшая облик фенрисийского волка. Я не получал от нее вестей с тех пор, как мы поднялись на борт.

— Кажется, я припоминаю, что замечал здесь нечто подобное. Надо полагать, это создание — твое?

— Да. Она моя.

Абаддон рассмеялся низким, рокочущим смехом:

— Ты называешь его «она». Как очаровательно сентиментально.

Леор налил себе еще стакан маслянистой жидкости, залпом выпил и мрачно улыбнулся. Ему и в самом деле нравилось это зелье.

— Знаешь, мы ведь всё еще намерены забрать этот корабль, — дружелюбно сказал он.

Абаддон не выказал ни удивления, ни беспокойства.

— Достойная цель. Этот корабль — один из великолепнейших памятников человеческой изобретательности.

Телемахон подошел и встал рядом со мной. Он был единственным из нас, кто всё еще не снял шлем. Как ни странно, я ощущал, что на него присутствие Абаддона давило меньше всего. Возможно, причина была в том, что я выхолостил его мысли и эмоции. Я изменил его, чтобы с легкостью обеспечить послушание, но пока что он оставался разочаровывающе бесстрастным. Последнее, чего мне бы хотелось — это создать новых слуг, во всем подобных воинам Рубрики. Я уже представлял, что скажет Ариман — когда наши пути пересекутся в следующий раз, он непременно оценит нейро-манипуляции, проведенные мной над Телемахоном, как обыкновенное лицемерие. И больше всего меня раздражало то, что он будет прав.

— Ты сказал, что призвал нас, — произнес Телемахон. — Ты не сказал, зачем.

Бывший легионер Сынов Хоруса наконец отложил свою работу в сторону.

— Прощу прощения, я полагал, что это будет очевидно.

— Просвети же нас, — сказал мечник.

Абаддон посмотрел нам в глаза — каждому по очереди. Даже тогда — спустя столько десятилетий, проведенных в одиночестве, — он умел внушать беспощадную искренность без тени неловкости. Стоило встретиться взглядом с его золотыми глазами, как возникало чувство, что ты удостоился истины, удостоился его доверия. Он снова был тем харизматичным предводителем, что командовал элитным подразделением прославленнейшего легиона Империума. Время, проведенное в паломничестве, добавило мудрость и умение оценивать перспективу к суровости его прежней власти. Я задумался о том, как Фальк и другие Сыны Хоруса отреагируют на него возрожденного.

— Хорус, — сказал Абаддон. — Вы слышали, как Нерожденные говорят о нем? Они именуют моего отца не по его победам, но по его поражениям, называя его Жертвенным Королем.

— Я слышал, как они говорят это, — признал я.

— Иногда, Хайон, я думаю о том, где заканчивается свобода воли и начинается судьба. Но это дискуссия для других дней. Нельзя позволить Хорусу подняться вновь. Не из-за судьбы, предназначения, или прихотей Пантеона. Первый среди примархов умер в стыде поражения, братья мои. Мой последний дар легиону, который я оставил — позволить им умереть с достоинством. Дети Императора и их союзники угрожают этому достойному финалу. Каждый из вас уже готов устремиться именно к этой цели. Вы можете назвать это манипуляцией, если захотите, или же просто совпадением намерений. С меня довольно обманчивой верности и временных союзов. Если я собираюсь вернуться в битвы, гремящие в Оке, мне нужно нечто более осязаемое. Нечто чистое. Война, которая имеет значение. Итак, у меня есть корабль, который нужен вам, я разделяю цель, которую вы хотите достичь, но обе этих истины бледнеют перед тем фактом, что у меня есть ответы, которые вам необходимы.

Леор был тем, кто ухватился за протянутую нить.

— Какие ответы?

Абаддон улыбнулся, и темный свет блеснул в его металлических глазах.

— Здесь собрались воин-колдун с сердцем ученого и мечник с душой поэта, но лишь жаждущий крови рубака задает действительно важные вопросы.

Оставив болтер, он направился к огромным дверям, ведущим в глубины корабля.

— Идемте со мной. Есть кое-что, что вы должны увидеть.

скачать в формате .doc