"Коготь Хоруса" - глава 15

[Brother Jeffar]

XV
ТАЙНЫ

Я очнулся первым. Телемахон и Леор стояли рядом, сгорбившись в своих доспехах, словно у них не было костей, первый — склонив голову, как в полусне, второй — глядя прямо перед собой остекленевшими глазами и приоткрыв рот. Их память разворачивалась приглушенным шумом где-то на заднем плане моего разума. Я чувствовал их воспоминания, но не мог увидеть ни одной подробности.

Саргон сделал жест на стандартном боевом языке Легионов.

— Да, — негромко ответил я. — Со мной все в порядке.

Никогда прежде я не испытывал настолько пронзительных и четких видений — но в том и заключалось мастерство Саргона, что я не воспринимал это как вторжение. Абаддон разделил со мной воспоминания, он моими глазами видел моих братьев перед тем, как они обратились в прах, и был свидетелем появления на свет моей волчицы, когда я стоял на пороге гибели. Но я не испытывал неприязни к нему за то, что он видел все это, и не ощущал в его знании никакой угрозы. Он видел важнейшие моменты моей жизни, прожил их вместе со мной, и все же самые личные, сокровенные мои мысли остались скрытыми от него. Это говорило о немыслимой степени контроля над Искусством. Не потрясающие демонстрации силы — но невероятная дисциплина.

— Я правильно сделал, что выбрал тебя, — заметил стоявший рядом с Саргоном Абаддон. — Всё, что ты видел, Хайон. Всё, что ты сделал. То, как ты стараешься не повторить прошлых ошибок. Ты носишь кобальт — цвет твоего отца, и его кровь бежит в твоих жилах, но у всех нас есть шанс стать чем-то большим, чем просто сынами наших отцов. У тебя, у меня и нам подобных. И ты жаждешь подлинного, достойного братства — тот, кто способен создавать такие связи с демонами и чужими, создан, чтобы быть среди родичей.

Я прищурился, не понимая, шутит он или нет. Нефертари говорила о том же самом — но совсем иными словами.

Под моим пристальным взглядом он прикоснулся кончиками пальцев к груди — точно так же, как делал Фальк.

— Я не хотел оскорбить тебя. Мне тоже не хватает этого, Хайон. Не хватает единства легиона, сплачивающей его верности. Общих целей. Стремления к победе.

Странно было слышать такие слова от воина, отказавшегося от своих братьев, от того, чей уход из легиона стал легендой. Я сказал ему об этом, и он удостоил меня задумчивой улыбки.

— Какое неразумное упрямство. Ты прекрасно понимаешь, о чем речь. Мне не хватает того, что мог совершить легион, и возможностей совершить это. А наши нынешние воинства… Они называют себя Легионами, носят свои цвета, у них сохранились остатки былых традиций, но в действительности это уже не армии, а орды, связанные угасающей преданностью, сражающиеся, чтобы выжить. А ведь когда-то они были настоящими братствами, и сражались только ради победы. Теперь мы не ведем войн — только устраиваем налеты и грабежи. Мы больше не маршируем полками и батальонами, а разбегаемся и рассыпаемся на банды и отряды.

Я рассмеялся. Я совсем не хотел насмехаться над ним, но не мог сдержаться.

— И ты думаешь, что можешь изменить это, Абаддон?

— Нет. Никто не в силах изменить это сейчас, — его золотые глаза загорелись яростной решимостью. Под кожей потемнели и запульсировали вены. — Но мы можем принять это, брат мой. Сколько воинов из Девяти Легионов изнемогают от желания вновь хоть раз ощутить себя частью истинного Легиона? Ты настолько эгоцентричен, что полагаешь, что одинок в своих желаниях, тизканец? А как насчет Валикара Резаного, который более предан своей марсианской королеве-паучихе и миру, которым они правят сообща, чем Железным Воинам? Как насчет Фалька Кибре, который готов жизнь положить за то, чтобы убить Хоруса Возрожденного, и даже обратился к тебе, чтобы ты помог ему в этом? Как насчет Леора — генетического отпрыска Ангрона, этого воплощения безумия и кровожадности, никогда не испытывавшего и проблеска любви к собственным сынам? Даже Телемахон остается с тобой — а ты обманываешь себя, утверждая, что это лишь результат твоего колдовства, переписавшего его разум. Да, ты отобрал у него способность получать удовольствие без твоего разрешения, но не смог бы полностью перекроить его душу. Если б ты позволил ему, он стал бы тебе преданным братом, а не пленником.

— Ты не можешь знать наверняка.

— Ничто невозможно знать наверняка, Хайон. Даже когда дитя рождается на свет, исход неопределен. Полностью можно быть уверенным только в смерти.

Его попытка уйти от темы разговора заставила мои губы изогнуться в оскале, напомнившем Вихрь.

— Избавь меня от школярской философии. Так почему я должен доверять Телемахону?

— Потому что он — такой же, как мы, и стремится к той же цели, что и мы. И так же, как и мы, он — сын разгромленного Легиона. Третий Легион уже давно погряз в бесстыдных излишествах и бессмысленной снисходительности к ним. Когда-то Дети Императора находили наслаждение в победах. Теперь они стремятся к удовольствию любой ценой, ища страданий сильнее, чем триумфа. Тысячи и тысячи воинов здесь, в Оке, жаждут найти то, ради чего стоит сражаться, Хайон. Я не в первый раз посещаю твой разум. И я путешествовал с Саргоном не только для того, чтобы изучать изменчивые течения Ока. Я искал тех, кто будет сражаться вместе со мной.

Я ничего не ответил на этот исполненный страсти вызов. И действительно, что тут можно было сказать? Он показал всю бесцельность моей нынешней жизни, и предложил надежду взамен пустоты. Я никогда не думал, что услышу эти слова от другого легионера — а особенно от того, кого уже давно считали легендой.

— Но и в том, чем мы стали, есть еще сила и чистота, — продолжал Абаддон. — В отрядах Девяти Легионов и сейчас жива дикая, варварская честь. Они следуют за вождями, которых выбрали сами, а не за теми, кого кто-то назначил командовать ими. Они взращивают традиции, уходящие корнями в обычаи их родных Легионов — или по собственному желанию отказываются от всякой памяти о них. Меня восхищает эта не скованная ничем свобода, и я не хочу возвращаться назад, отказываясь от того, к чему мы пришли, колдун. Речь лишь о том, чтобы взять, то, что есть и… облагородить. Довести до совершенства.

Я не сразу смог ответить. Слова вертелись у меня на языке, но заставить себя выговорить их было нелегко. Произнести их значило присоединиться к тому же праведному безумию, что яростно звучало в голосе Абаддона.

— Ты хочешь не просто сколотить новый отряд. Ты хочешь создать новый Легион. И развязать новую войну.

Он, не отрываясь, смотрел мне в глаза. Я чувствовал, что не могу отвести взгляда и ощущал жар властолюбия, переполнявший его лихорадочные мысли.

— Это будет новая война, — согласился он. — Настоящая война. Мы были рождены для битв, Хайон. Нас сотворили, чтобы завоевать галактику, а не для того, чтобы гнить в этом аду и гибнуть под клинками своих же братьев. Кто создал Империум? Кто сражался, чтобы очистить его земли от чужаков и раздвинуть его границы? Кто приводил к покорности мятежные миры и без жалости убивал тех, кто отказывался принять свет разума? Кто прошел от одного края галактики до другого, отмечая свой путь трупами предателей? Это наш Империум. Созданный на мирах, которые мы сжигали, на костях, которые мы сокрушили, на крови, которую мы пролили.

Я был ошеломлен — но не его страстью и даже не его притязаниями, хотя от них захватывало дух. Нет, меня поразило то, что двигало им. Я ожидал увидеть горечь поражения — но не идеализм борца за справедливость. В нем не было жажды мести — ни мелочной, ни продиктованной высокими устремлениями. Он лишь желал того, что принадлежало нам по праву. Он хотел определять будущее Империума.

— Ты ведь тоже это понимаешь, — произнес он, показав зубы в мрачной, похожей на оскал ухмылке. Как и у остальных Юстаэринцев, у него на зубах были выгравированы хтонийские руны силы духа и стойкости. Они внезапно придали гармонии его облику — то была улыбка странника, вернувшегося к своему народу, чтобы стать крестоносцем. — Ты чувствуешь это, не так ли?

— Новая война, — медленно и негромко произнес я. — Не рожденная из горечи поражения, не основанная мести.

Абаддон кивнул.

— Долгая Война, Хайон. Долгая Война. Не мелкий мятеж, зажженный гордыней Хоруса и его стремлением заполучить Трон Терры. Война за будущее человечества. Хорус продал бы всю нашу расу Пантеону за то, чтобы хоть секунду посидеть на Золотом Троне. Но мы не можем позволить использовать нас так, как использовали его. Высшие Силы существуют, и мы не можем закрывать на это глаза — но мы не можем нашему позволить священному долгу превратиться в потакание слабостям, как это сделал Хорус.

— Круто сказано, — заметил Леор из-за моей спины. Я обернулся. Они с Телемахоном уже пришли в себя — а я даже не почувствовал этого. Несомненно, он слышал большую часть пламенной речи Абаддона. На темном, покрытом шрамами лице Леора застыло жестокое и торжественное выражение, которого я никогда не видел прежде. Она старался говорить с обычной насмешкой, но я ощущал в его голосе тень благоговения.

Телемахон молчал. Его прекрасная, выполненная с неподражаемым мастерством посмертная маска взирала на нашего гостеприимного хозяина с безмолвным укором. Я подумал, что бы он сказал, если б я не переписал его разум.

Похоже, Абаддон почувствовал мои мысли, потому что он произнес:

— Ты должен освободить мечника, Хайон. Ты забрал больше, чем его вражду с тобой.

— Знаю. Но мы убьем друг друга, если я его освобожу.

Он снова улыбнулся — но теперь в его улыбке не было снисходительности. За обличием харизматичного вождя промелькнул железный тиран.

— Ты хочешь сделать первые шаги в новую эру, замкнув ошейник на горле своего брата?

— Первые шаги? Я пока ни на что не согласился, Эзекиль. И, несмотря на то, что ты говоришь, я чувствую, что и ты еще сомневаешься. Ты так долго странствовал в одиночестве, что сейчас вряд ли готов доверять кому-то еще.

Он пристально посмотрел мне в глаза. Я чувствовал, что он согласен с моим суждением, и не станет спорить.

— Прозрение — это процесс, Хайон. Сейчас я мудрее, чем был во время восстания моего отца. Я видел многое из того, что может предложить галактика, и даже то, что лежит за завесой реальности. Но гордыня не обуяла меня, брат. Я знаю, что нам предстоит много сделать, и узнать еще больше. Единственное, что я вижу со всей определенностью — это то, что годы моих одиноких странствий подошли к концу. Сейчас я обращаюсь к тем, кто подобен мне — своими мыслями, своими действиями, своими устремлениями. Я не предлагаю вам присоединиться к воинству тирана. Я предлагаю быть со мной, чтобы вместе обрести наш путь.

— Братство, — негромко произнес Леор. — Братство для лишенных братьев.

Абаддон снова легко ударил по своему доспеху напротив сердца.

Когда легионер Сынов Хоруса умолк, я повернулся к Леору, заметив, как у него дрожат руки.

— Что тебе снилось, брат?

— Много чего. К примеру, война за Терру. — Пожиратель Миров опустил взгляд на свои перчатки, глядя, как пальцы сжимаются и разжимаются под аккомпанемент гудения суставных сервомоторов. Точно так же, как я вновь пережил момент, когда едва не погиб на Просперо, Леор, судя по всему, вновь пережил потерю обеих рук.

Мне не потребовалось ни малейших усилий, чтобы войти в его разум. Впервые он сам пригласил меня. Я увидел его стоящим на зубчатой стене бастиона — он сыпал лающими приказами, командуя своими воинами и направляя огонь. Перекличка тяжелых болтеров звучала как прерывистый голос механического божества. Небо кипело воющими черными тенями — штурмовые летательные аппараты начали обстрел сверху.

Имперские Кулаки приближались под прикрытием огромных щитов из пластали, в их руках гремели болтеры. Леор во главе своих воинов направил на противника свою тяжелую плазменную пушку. Заряжаясь, оружие издавало звук, напоминающий всхлипы дракона, расплавленная масса переливалась в его металлических внутренностях.

Один выстрел. Всего один миг неудачи. Заряд ударил в катушку магнитного акселератора пушки, дав нагрузку, превышающую предел прочности более чем в сотню раз. Но теперь зазубренные обломки гильзы попали во впускное устройство, закупорив пушку в тот самый момент, когда она была готова выстрелить.

Оружие взорвалось у него в руках. Его отбросило взрывом, но несколько его бойцов скрылись в разливе убийственного фиолетового пламени. Леор врезался спиной в стену бастиона, оставшись позади выживших. Но Гвозди продолжали свое дело — его воины даже не обратили внимания на его падение.

Я не мог ощутить боль через его воспоминание, не мог даже увидеть выражение его лица, скрытого опаленным шлемом. Но я видел, что он смотрит на свои руки… которых больше не было. Взорвавшаяся пушка просто испарила их. Обе руки заканчивались на уровне локтей.

Я покинул его разум. Все его тело сотрясла короткая яростная дрожь.

— А ты, Телемахон? — спросил я. — Что ты видел?

— Старые сожаления. Ничего более.

Я мог спросить, что он имеет в виду, или просто вытащить ответ из его воспоминаний, но отстраненное достоинство, звучавшее в голосе мечника, удержало меня. После созерцания самого черного часа жизни Леора, у меня не было ни малейшего желания погружаться в страдания Телемахона.

Вихрь.

Ее имя возникло в моем разуме непрошенным тревожным сигналом.

Я развернулся, чтобы уйти, но рука Абаддона легла на мой наплечник — осторожно, но повелительно.

— Куда ты собрался, колдун?

Я бестрепетно встретил его взгляд.

— Хочу найти мою волчицу.

Мы оба обернулись на негромкий стук керамита о керамит. Саргон провел костяшками пальцев по своему предплечью — еще один жест из стандартного боевого языка, принятого в Легионах. Им обозначали родичей. Он знал о нашей с ней связи — видел это на мостике «Его Избранного Сына» и прочел в моих мыслях.

— Где она? — спросил я у него.

Пророк повернул к Абаддону свое странно-юное лицо. Его левая рука сделала знак, означавший «атакую цель», затем он прижал к сердцу раскрытую ладонь. За этим последовала еще серия жестов — некоторые из них я не узнал; они явно не относились к традиционному боевому языку.

Абаддон убрал руку с моего плеча.

— Твоя волчица у Саргона. Она напала на него, и он… обезвредил ее.

Я рванулся, не успел он произнести последнее слово.

Джамдхара — традиционное тизканское оружие, нечто среднее между кинжалом и коротким мечом с поперечной рукоятью и клинком, который начинается прямо от костяшек сжатой в кулак руки бойца. Оно встречается не только на Просперо — в культурах человеческих поселений, основанных на других мирах, похожее оружие называли «тычковыми ножами» или тычковыми клинками — а еще «совейя», «улу», «куатари», или (как минимум в одном диалекте староиндузийского) «катар».

Рукоять моей джамдхары была выполнена из бедренной кости тизканского философа-астролога Умератхи Палхападоса Суджена, который, умирая, завещал свои кости Легиону Тысячи Сынов — он желал, чтобы их претворили в ритуальные инструменты, и чтобы они сопровождали Легион среди звезд, вызывавших у философа такое восхищение.

Такие поступки не были чем-то необычным среди интеллектуальной и культурной элиты Просперо. Быть «похороненным среди пустоты» подобным способом считалось великой честью — так даже после смерти можно было внести свой вклад в будущее человечества.

Черный клинок оружия был выполнен из сплава адамантия с металлами из моего родного мира, по лезвию спиралями вились старательно выгравированные вручную рунические мандалы, содержавшие тезисы одной из последних и особенно знаменитых лекций Умератхи. Это был трактат о природе вселенной. Каждые несколько месяцев я обнаруживал, что снова и снова перечитывал его в неверном свете мерцающих осветительных шаров, погружаясь в медитативные раздумия над его смыслом.

Я получил джамдхару от Ашур-Кая, когда меня приняли в его философский ковен — тот день был последним днем моего ученичества под его началом. В Легионе Тысячи Сынов существовало разделение на основные Культы в зависимости от особенностей псайкерских практик каждого воина, но это было лишь самым очевидным (и наиболее подходящим для войны) разделением куда более сложного сообщества. Внутри этих Культов существовали философские салоны, кружки ученых, симпозиумы и ритуальные ордены, при создании которых мы руководствовались скорее стремлением к просвещению, чем военной субординацией.

— Я горжусь тобой, — сказал он тогда (в первый и последний раз), передавая мне клинок. — Здесь ты среди равных, Сехандур.

В тот момент я прижал клинок плоской стороной ко лбу, закрыл глаза и поблагодарил молчаливым телепатическим импульсом. Этот клинок отметил завершение моего ученичества. Этот клинок стал свидетельством того, что я готов погрузиться в сокровенные тайны Искусства.

И сейчас, десятилетия спустя, когда Абаддон сообщил мне, что его пророк «обезвредил» мою волчицу, именно этот клинок я приставил к шее Саргона.

Некоторые смерти находят особый отклик в душе. Они более насыщены эмоциями, чем прочие, и устанавливают безжалостную связь между убийцей и жертвой. Немногие убийства запечатлеваются в душе так, как перерезание горла человеку. Я не знаю никаких ощущений и звуков, с которыми можно было бы сравнить это. Мокрое бульканье, которое так мучительно старается превратиться во вдох. Дыхательные пути все еще стараются работать как обычно, легкие сокращаются, требуя вздоха — которого уже нет. Безжалостная, исполненная ненависти близость с тем, кто умирает от твоих рук у тебя на руках.

Отчаяние и ужас в его глазах, когда дрожащие конечности отказываются повиноваться. Паническая мольба, когда глубинные рефлексы мозга вопят — нет, нет! Этого не может быть, это нечестно, этого не может произойти! Затихающая, страдальческая ярость, когда он понимает, что все уже произошло, и он бессилен что-то изменить.

Дело сделано. Он уже мертв. Всё, что ему остается — только принять смерть.

Именно такую смерть я предлагал Саргону. Именно эти мысли неслись в моей голове, когда я готов был полоснуть по его лишенному голоса горлу. Как прекрасно будет ощутить жизнь, покидающую его под аккомпанемент затихающего бессильного бульканья. Что до Саргона — он стоял, замерев, полностью неподвижный.

Даже Леор вздрогнул от мое реакции, его лицо исказил спазм от внезапного укуса Гвоздей. Маска Телемахона не выражала ничего, но его изумление висело в воздухе между нами. Абаддон медленно поднимал руку, широко раскрыв свои золотые глаза — язык его жестов по-прежнему свидетельствовал о том, что он не намерен выпускать ситуацию из-под контроля. Он был потрясен, но не собирался терять самообладание.

— Где она? — прошипел я сквозь стиснутые зубы.

— Хайон… — начал Абаддон.

«ГДЕ ОНА?!» — моя мысль ударила сквозь череп, как острие копья. Саргон никак не отреагировал, просто оборвав связь с моим разумом, но Абаддон и Телемахон отшатнулись, схватившись за головы. Леор опрокинулся назад, словно получив удар топором, у него из носа хлынула кровь.

— Хайон… — снова произнес Абаддон, сморгнув от боли, вызванной моей жестокой телепатией. — Я недооценил, насколько для тебя важен этот демон. И прошу прощения за это. Оставь оракула в покое — и он отведет тебя к твоей волчице. Ты знаешь, я не желаю ничего плохого. Ни тебе, ни твоим братьям, ни твоему зверю.

Сейчас мне стыдно, что я не освободил Саргона сразу — но доверие не свойственно никому из воинов Девяти Легионов. Я задержал клинок у горла Несущего Слово еще на несколько мгновений, а потом отступил с низким гортанным рычанием, которое сделало бы честь самой Вихрь.

— Ну и характер, — Абаддон заставил себя улыбнуться.

Я подошел к Леору, чтобы помочь ему встать. Мы схватили друг друга за руку, и я поднял его. На тыльной стороне перчатки он носил медный символ Бога Войны — «на удачу», говорил он, хотя, похоже, не слишком верил в это. Я ощутил исходящий от символа жар сквозь его руку и сквозь мою броню. Левая сторона его лица была перекошена судорогой — такой сильной мне раньше не приходилось видеть. Вместо обычного человеческого мыслительного процесса в его разуме не было ничего, кроме усталости и боли. Он сражался с Гвоздями за контроль над собственным телом.

— Ннннгх… — произнес он. С его губ потекла слюна. — Ннкх.

— Прости меня, брат.

— Ннх, — взгляд его черных глаз снова стал осознанным. Он выругался на наргакали, и больше ничего не говорил.

Я обернулся к Саргону.

— Где моя волчица?

***
Несущий Слово без единого возражения повел меня к ней. Тишина, повисшая над всеми нами, казалась мне первым по-настоящему неловким моментом с нашего прибытия. В моем мозгу вспыхивала непрерывная череда вопросов — вопросов, которые я мучительно хотел задать. Насколько хорошо Абаддон знает этого оракула? Какими еще способностями обладает Саргон? Я по-прежнему был уверен, что смогу одолеть его, если возникнет необходимость — но то, как он был закрыт от любых попыток телепатии, говорило о серьезном уровне психических манипуляций, преодолеть которые будет стоить мне немалых усилий. Что видели Леор и Телемахон, когда бродили в своих воспоминаниях? Я многое отдал бы, чтобы заглянуть в их разум так глубоко, как Абаддон смог заглянуть в мой.

Но я не позволил ни одному из этих вопросов сорваться с моего языка. Несмотря на учтивую уступчивость, Саргон нервировал меня. Его присутствие ощущалось как оружие, приставленное к моему затылку. Пару раз я ловил его взгляд, устремленный на меня — он определенно ощущал то же, что и я. Идти следом за ним было словно находиться рядом с отражением в кривом зеркале. У меня была дисциплина, я был хорошо обучен и владел Искусством, но моим главным преимуществом всегда была ничем не сдерживаемая магическая сила. Саргон, напротив, производил впечатление педантичного и требовательного практика, который благодаря абсолютному контролю добивается того, чего не может дать ему грубая сила.

Абаддон взирал на нас, и в его нечеловеческих глазах светилось нечто, похожее на удовольствие. Напряженность между оракулом и мной, похоже, ничуть не беспокоила его.

Мы подошли к Вихрь, и я опустился перед ней на одно колено. Саргон парализовал ее, и теперь она лежала в коридоре, примыкавшем к его медитационной комнате, охваченная подобием дремоты. Это обеспокоило меня куда больше, чем если бы он просто развоплотил и изгнал ее — демонам не нужен сон, чтобы восстанавливать силы. За все годы, проведенные вместе, я ни разу не видел, чтобы она спала, как это делал бы настоящий волк.

Вокруг нее располагались вырезанные прямо на палубе угловатые колхидские руны — при взгляде на них у меня заболели глаза. Их явно вырезали в спешке, клинком по темному железу, чтобы сдерживать волчицу, не давая ей уйти.

Я почувствовал злость на Саргона, хотя, сам того не желая, испытал восхищение от его работы. Он мог бы уничтожить ее. Вместо этого он приложил все старания, чтобы обездвижить ее, не нанеся серьезного вреда. Я прекрасно понимал, что им двигало не милосердие, а здравый смысл. Если бы я почувствовал, что она мертва, я разорвал бы его в клочья — и для меня не имело бы значения то, что он был ручным оракулом Абаддона.

Я не просил его освободить ее. Я просто встал рядом с одной из вырезанных рун и накрыл ее башмаком. Я разомкнул ритуальный круг — и Вихрь открыла свои белые глаза. Ее неподвижность оказалась скорее оцепенением, чем сном — когда она поднялась, ее мысли не путались, а в конечностях не ощущалось усталости. Едва очнувшись, она оскалила клыки на Саргона.

«Ко мне», — мысленно позвал я.

Она покорно поднялась и подошла ближе, но ее взгляд не отрывался от Несущего Слово.

«Я хочу его крови».

«Тебе ведь известно, что может быть, если напасть на другого колдуна, Вихрь».

«Я даже не нападала на него! — ее мысль была едкой, как кислота, и настойчивой. — Он украл мой голос, разорвал мою связь с тобой. И только тогда я обратила на него клыки и когти».

Я оглянулся на Саргона, стоявшего в темноте коридора. Рядом с ним возвышались Абаддон, Леор и Телемахон.

— Всё в порядке? — поинтересовался Абаддон.

Тусклый свет отражался в его металлических глазах, угрожающе мерцая. Я решил, что разберусь с Саргоном, так или иначе — в свободное время и на моих условиях. Не было нужды проявлять неудовольствие в присутствии бывшего Первого капитана. Я не был мальчишкой-учеником, чтобы бежать к учителю со своими проблемами.

— Да, всё в порядке, — ответил я.

— Хорошо. Если ты не против, Хайон, я хотел бы просить тебя об одолжении.

Услышав эти неожиданные слова, все обернулись к нему.

— Проси.

Он улыбнулся — слегка виновато, словно извиняясь перед братьями.

— Позволь мне вернуться с вами на «Тлалок». Я так давно не говорил с Фальком.

***
Итак, мы возвращались втроем: Абаддон, Вихрь и я. Телемахон и Леор решили остаться на борту «Мстительного духа» вместе с Саргоном и исследовать корабль.

— Берегитесь Саргона, — предостерег я. — Он мне не слишком нравится, а доверяю я ему еще меньше.

Леор только пожал плечами — но моего разума коснулось молчаливое неудовольствие Телемахона.

— За что такая немилость? — поинтересовался мечник.

— Он замешан во всем, что случилось с Фальком и остальными. В некотором роде, он несет ответственность за это.

— Похоже на то, — согласился Леор. Пожиратель Миров вновь предложил вернуться вместе со мной на случай, если Фалька и его одержимых собратьев потребуется усмирить твердой рукой.

— Нет, пойдем только мы с Абаддоном. Чем меньше душ они увидят — тем лучше. Дваждырожденные, скорее всего, по-прежнему не вполне контролируют себя. И голодны.

— Удачи тебе, брат.

Леор впервые назвал меня братом — но тогда я ничего не сказал на это. Я напомнил ему об этом позднее, столетия спустя, когда его кровь смешалась с водами реки Тува на планете Маккан.

— Спасибо, что вы с нами, Леор. Ты, Угривиан и остальные.

То, что я принял было за улыбку, оказалось лишь судорогой — тиком, который свел искореженные лицевые мышцы.

— Вали отсюда, сентиментальный дурень, — он ударил кулаком по символу Империалиса на нагруднике в пародии на салют. — Иди найди Фалька.

Так я и поступил. Я вернулся на «Тлалок» в сопровождении Абаддона и волчицы — вернулся, чтобы отыскать воина, некогда бывшего моим другом.

Наше появление на борту вызвало некоторое волнение. Когда мы спустились по рампе Громового Ястреба, нас ожидала Нефертари — вместе с Ашур-Каем, Угривианом и его воинами, и тремя дюжинами воинов Рубрики в боевом порядке.

Все взгляды были прикованы к Абаддону. Он легко выдержал это внимание, удостоив обращенные к нему лица и забрала церемонным поклоном.

«Не могу поверить», — услышал я мысль Ашур-Кая.

«Если так трудно поверить в его присутствие — тебе стоит увидеть, во что превратился «Мстительный Дух». Это просто памятник безумию».

«Я должен это увидеть», — ответил он с немалой настойчивостью.

«Увидишь. Игра не окончена, Ашур-Кай. У Абаддона есть свои планы».

«Планы, идущие дальше осады Города Гимнов?»

«Гораздо дальше».

«Интригующе. Поговорим позже», — заверил он меня.

«Обязательно. И еще кое-что для сведения — Саргон жив. Пророку удалось уйти невредимым от бедствия, в котором пострадали Фальк и Дурага кэл Эсмейхак».

Его желание побывать на борту «Мстительного Духа» превратилось в самый настоящий голод. Поговорить с прорицателем, разделить его пророческие видения… Его голод был еще острее из-за недавнего уничтожения Солнечного Жреца.

«Скоро, — пообещал я. — Скоро».

Абаддон приветствовал каждого из наших воинов, называя по имени. И вновь из-под личины беззаботного странника показался опытный командир. Пребывая в его обществе, я ощущал, как с каждым часом он становится прежним — я не предполагал, что такое возможно. Его поведение все больше и больше подтверждало предположение о том, что он ждал этого. Ждал нас.

Каждый боец — воин ли примитивного племени, или профессиональный солдат, — чувствует себя польщенным, озаренным отблеском славы, когда командир обращается к нему по имени. Абаддон не просто вспомнил имена Угривиана и его людей — он вспомнил некоторые из их боевых подвигов в течение Великого Крествого Похода и — я удивлялся всё меньше — во время их пребывания в Оке, когда они были частью Пятидесяти Клыков.

«Нет, это не какой-то бродяга, — мысленно сообщил Ашур-Кай. — Это полководец. Настоящий лидер. Смотри, он уже завоевал доверие воинов Леора».

Ашур-Кай не ошибся. Между ними легко установилась естественная связь прирожденных бойцов — они уже все вместе смеялись чему-то, ударяя запястьем о запястье в радостном приветствии. То не была манипуляция или обман — Абаддон строил свою связь с людьми безупречно-естественно, основываясь лишь на простом и честном обаянии. Я подумал, что, прибегни он к манипуляции — я счел бы его наглой дешевкой. Его поведение полностью переубедило меня.

Я снова обдумывал слова Абаддона о том, что он нуждается во мне, его рассказ о том, как он следил за мною и выбрал меня, как он старался привлечь меня на свою сторону, обещая новое братство. Затем я понял о том, что он уже успел снискать доверие не только у воинов Леора.

Даже я не поверил своим глазам, увидев, как Абаддон приветствует по имени каждого из воинов Рубрики. Ашур-Кай был готов к этому меньше меня, и на его бледном лице отчетливо отразилось потрясение. Имя каждого из воинов Рубрики было выгравировано на наплечнике или кирасе — но Абаддон почтил каждого из них, вспоминая славу, которую стяжали потерянные воины во время Великого Похода, или в битвах в пределах Ока после Осады Терры.

Мы, легионеры Астартес, обладаем эйдетической памятью и способностью фотографически запечатлевать факты в нашем сознании. Для меня не было открытием то, что у Первого капитана самого прославленного легиона был доступ к данным о каждом из воинов другого примарха — но то, что он добавил к ним сведения, собранные за годы его странствий по Великому Оку, стало настоящим откровением.

Но то было не единственное откровение. Со всеми, кроме меня и Ашур-Кая, наши воины Рубрики хранили безразличное молчание, словно не замечая присутствия других живых существ. Но не с Абаддоном. Когда он обращался к ним, они медленно поворачивали к нему скрытые шлемами головы, и я чувствовал протянувшиеся между ними паутинные нити узнавания.

Голос Ашур-Кая внезапно стал холодным и угрожающим.

«Он опасен для нас. Как эти мешки с пеплом могут реагировать на него?»

«Не знаю, брат»

«А что, если он… Как считаешь, он сможет командовать ими?»

«Не думаю. Это скорее похоже на узнавание или что-то вроде того. Не власть, которую я или ты имеем над ними».

«Ты можешь сказать это со всей определенностью, Хайон?»

Я не ответил. Слишком много было в Абаддоне того, что я не мог различить или предсказать.

«Каждый его поступок излучает значение».

На это я тоже не ответил. Одержимость Ашур-Кая судьбой и пророчествами время от времени выражалась в мелодраматических поступках. Я чувствовал его благоговение, но не разделял его.

Тем временем Абаддон приблизился к Нефертари, стоящей поодаль от стройных шеренг воинов Легионес Астартес. Внезапная резкая вспышка отвращения полыхнула в его тщательно защищенном разуме — самое сильное проявление эмоций, которое я до сих пор ощущал от него. Ее непохожесть на человека отталкивала его, как и большинство из нас — хотя он ничем не выказал этого отвращения.

Крылатая эльдар вынесла его испытующий взгляд с нечеловеческим, лишенным эмоций самообладанием.

— Дева Комморрага, — приветствовал он ее.

— Ты произносишь это словно титул, — ответила она. Биолюминесцентные хрустальные когти, которыми заканчивались пальцы ее доспешных перчаток, щелкнули, когда она переменила позу.

— Многие из Легионов говорят, что у Хайона есть эльдар, скрывающаяся от своих сородичей в самом сердце царства ее врага. Ты не голодна, Нефертари? Разве жажда твоей души не тезрает тебя ночь за ночью?

Его слова были исполнены язвительности, но тон, которым они были произнесены — странным образом не оставлял от нее и следа. Его манера говорить полностью уничтожала любую тень издевки даже в самых ядовитых вопросах. Она одарила его тенью улыбки и подошла ко мне.

— Прости, что говорю на готике, — вслед ей произнес Абаддон, — я убил сотни твоих братьев и сестер, но так и не выучил язык, на котором говорят твои родичи.

Улыбка Нефертари стала хищной, как лезвие клинка. Вернее, она сама была клинком, улыбающимся в лицо собеседнику.

— Он мне нравится, — шепнула она.

Завершив приветствия, Абаддон повернулся ко мне.

— А что с людьми Телемахона?

— Ашур-Кай захватил в плен некоторых из них, когда они пытались взять нас на абордаж во время шторма… — начал я.

— Они погибли, — перебила Нефертари все с той же улыбкой. — Их трупы висят у меня в Гнезде, если ты желаешь побеседовать с ними так же, как со всеми прочими.

Абаддон хмыкнул — ее слова, кажется, не удивили, но позабавили его.

— Ты — очаровательная маленькая злодейка. А что с Фальком? Где он, Хайон?

— Я отведу тебя к нему.

Нефертари намеревалась следовать за нами, но я поднял руку, останавливая ее. Она повиновалась приказу, но наградила меня долгим испытующим взглядом, словно прикидывая, не стоит ли поспорить со мной. Она приподняла и развернула свои широкие крылья, явственно демонстрируя раздражение, прежде чем сложить их за спиной. В ее взгляде было предостережение — и я кивнул, давая понять, что заметил это.

скачать в формате .doc

@темы: пафос, Их нравы, изображение гранёного стакана, истории с другого берега